В этот День Святого Патрика Люка Келли подвели две вещи – кузина Шивонн, и новые ботинки. Кузина, увидав его, прибывшего праздновать великий день к многочисленной родне, решительно заявила, что обтрепанные джинсы и отцовский пиджак совершенно не подходят к его новой обуви – решил переобуться, на свою голову, называется. Чего в старых армейских ботинках не ходилось, спрашивается? Шивонн фигурой и характером напоминала танк – особенно пятнисто-зеленый именно сегодня, и решительно погнала кузена Люка переодеваться в приличную одежду. Хоть не цвета зеленого яблока, и на том спасибо, но костюм брата жены троюродной сестры отцовской кузины (единственного, кто был примерно одной с Люком комплекции) сел на бедолагу доктора почти хорошо. В новых ботинках и приличном костюме, с чуть расслабленным галстуком, Келли смотрелся преуспевающим доктором медицины – совсем как когда-то.
И небось именно это посередь шумного веселья в ирландской диаспоре и подтолкнуло к нему жгучую, цвета сиамской кошки, и такую же гибкую мулатку. Он плоховато помнил, как ее звали – то ли Минди, то ли Молли, то Миранда, но у нее было узкое зеленое платье, и цвета трилистника глаза женщины с другой планеты. Сдержанный и застенчивый Келли влил в себя чуть менее семи литров отборного ирландского виски, прежде чем регенерация чуть сдала позиции, и позволила ему расслабить галстук еще немного. Совсем немного, и вот он уже на заднем сидении такси, и обнаруживает, что даже не разучился целоваться (а когда-то вообще умел?), и что смуглая кожа горяча и нежна, словно разогретый мед, и пахнет, как июньская ночь.
Кажется, было еще виски – или что она там ему сунула? Кажется, в спину упиралась еще одна бутылка, прямоугольными гранями. А потом случилось мгновенное помутнение, вслед за аптечным привкусом в очередном глотке – и они были уже не в такси, а в задрипаном мотельчике на самой окраине.
И третьим, что подвело Келли в этот День Святого Патрика, стала собственная регенерация. Одурманенная бесчисленным количеством алкоголя, она, несчастная, запуталась, и на мгновение засбоила, давая клофелину сделать свое черное дело, а Минди-Молли-Миранде (у Келли в глазах однозначно троилось) обшарить совершенно небогатые карманы его прекрасного седьмой-воде-на-киселе-принадлежащего костюма. Даже ботинки новые не сняла, коза афроамериканская – улетела-улетучилась, как короткая июньская ночь, растаяла во мгле холодного марта. А Люк, отдышавшись, увидел над собой потолок в лохмотьях облупившейся штукатурки, и, все резко вспомнив, искренне сблевнул клофелином и виски на пол – его организм, понимая, что леди регенерация пока находится в шоке, среагировал по старинке.
Полный отвращения к себе, произошедшему, и немного – к человечеству, он робко улыбнулся мрачной, как здание тюрьмы, тетке на ресепшене мотеля – авось не помчится вот прямо сейчас проверять состояние испорченного ковра в номере, и мигом выскочил прочь, во мрак и сырой холод. Глаза глядели в темноту, туда он и побрел, крайне медленно приходя в себя. Какая-то часть его даже радовалась ощущениям из чертовски далекого прошлого – ведь давненько он так не напивался, и не ощущал этого треска в черепе, конюшни во рту и «вертолетиков» во всем теле. Ух, похмелье стискивало клещами, но непреклонная, как патриот на страже родины, регенерация стремительно активизировалась. И потому, когда под ногами заскрипел, почти захлюпал сырой песок, а на чернильной глади воды влажно замерцали огни, Келли соображал практически трезво. Эри. Озеро Эри, так его, родное почти что озеро, - пока он размышлял, как еще назвать одно из великих Озер, ноги несли его по скрипучему песочному валу дальше.
В темноте острыми треугольниками очерчивались носы пришвартованных катеров, подсвеченные далекими береговыми огнями. Ветер усиливался, дергал за повлажневшие волосы, волны накатывались на берег с неумолчным рокотом – почти что море. Люк помнил море по Массачусетсу. Широкая отмель тянулась и тянулась, став еще шире благодаря отливу, и Келли даже сперва не сообразил, что ноги вынесли его к крохотному, как черепаший мозг, островку с полуразвалившимся остатками чего-то вроде маяка. В сущности, его туда вели инстинкт, и определённая природная потребность, которая заставляет мужчину искать и стену, и кусты в чистом поле. И находить, что характерно, - застегнув брюки, Келли ощутил, что дурман практически весь вышел из него. Вдохнул полной грудью озерную сырость, и напрягся – пахло как-то не тем. Не тем, чем может пахнуть на озере, у такой стены, как эта.
Кровью, - он потянул воздух носом, безошибочно вычленяя слишком знакомый запах из мешанины прочих. Свежей кровью – обоняние резало металлом, душным, тяжелым.
Показалось, или под чьими-то шагами скрипнул песок? Келли затих, напряженно вслушиваясь. Нет… слишком долгий звук, скрипит словно под тяжестью. Тяжестью тела, доктор не ошибается в таких вещах. Особенно – доктор мертвых.
Веселого немного – надо бы валить по-быстрому, а то нарваться на пулю или нож… в принципе, не страшно. Заживет.
- Кто здесь? – спросил Келли в темноту, почти не заплетаясь языком.

Отредактировано Luke Kelly (2014-04-30 13:43:20)

- Снизошел, до меня, грешного, в сей великий для ирландца день? Да срань Господня! - искренне восхитился Келли, выругавшись, разумеется, лишь по причине отголосков алкоголя. Обернувшись, он встряхнул головой, прогоняя остатки хмеля, и уже знал, что не ошибся - ни с запахом крови, ни со звуками тяжело движущегося тела. Возможно, он не ошибся и с вариантом напороться на что-нибудь колюще-режущее, либо огнестрельное.
- Угомонись, слышь, дух святой, - хмуро выдохнул Люк, нащупывая за спиной квадратные грани початой бутылки виски, которую прихватил-таки с собой из мотеля. Если что, можно будет оглушить - если, конечно, вздумает кидаться. Но тяжелое дыхание говорило об обратном, духа этого святого, кем бы он ни был, потрепало изрядно.
И запах крови становился все сильнее.
Регенерация несколько отучила его бояться всяких отморозков, но Келли не поручился бы, что Святой Патрик убережет его голову от шальной пули именно сегодня. В конце концов, не столь уж он набожен, Люк Келли, не приходится, на особую милость рассчитывать.
- Ради всех святых, от тебя смердит кровью, как на скотобойне, - ирландский акцент вкрался в правильную речь человека с высшим образованием настолько незаметно, что Келли даже удивиться не успел. - Хрен бы там с тем, чем тебя насадили, но дай взглянуть. Ей-богу, тебе повезло, я врач, - и, убирая бутылку в карман пиджака, он достал телефон, чтобы посветить в сторону лежащего у стены «святого духа».
Прямоугольный экран зажегся, ослепляя, но тут же померк, с тихой мелодией выключившись.

- Извини, старик, с телефоном не получится, - сокрушенно вздохнул Келли, повертев в пальцах бесполезный нынче мобильник. - Сел, - в кармане Люка, на связке ключей, вроде как должен был болтаться фонарик. И действительно, болтался  неохотно поначалу помигал, включаясь, но все-таки зажегся, осветил сине-белым темный от крови песок, и полулежащую у стены фигуру мужчины в бейсболке, низко надвинутой на лицо.
Келли привычно потянулся назад, на бедро, туда, где всегда носил сумку с набором для оказания первой помощи  и выругался, когда пальцы нашарили пустоту. Не взял с собой сумку, а ведь и в самом деле, на кой ляд она на празднике. И кто сейчас Люк Келли - кретин, или жертва закона подлости?
- Дай-ка взглянуть, - он опустился на одно колено подле раненого, убирая с раны его окровавленную ладонь - та чуть дернулась, инстинктивно, наверное, и разрывая пропитанную кровью футболку. Не церемонясь, плеснул себе на руки виски, заткнул бутылку пробкой, и зажал фонарик в зубах, светя на рану.
Тридцать восьмой калибр. И сейчас пуля гуляет где-то под печенью этого парня, которая трепыхается, словно сердце, выталкивая все больше и больше темной крови, что кажется черной в мертвом свете фонарика. Рана не сквозная, - Келли осторожно просунул ладонь под бок раненого, быстро прощупал, избегая надавливать. Одновременно свободной рукой сорвал с шеи галстук, сворачивая тампон, и пропитывая его виски.
- Есть нож? - выплюнув фонарик, придерживая его зубами за короткую петельку, осведомился Люк, и, не дожидаясь ответа, одной рукой прижал импровизированный тампон к ране, а другой охлопал карманы пострадавшего. Складной нож с тяжелой рукояткой (отличный вариант кастета) валялся на песке, вывалившись из куртки. Келли раскрыл его, попробовал пальцем остроту, и остался доволен. Протерев его проспиртованным галстуком, он, не говоря ни слова, сунул ко рту пострадавшего остатки виски. Говорить было непросто, так как фонарик снова оказался зажат в зубах.
«Ну-ка, глянем», - все решала быстрота. Блестящее лезвие легло на жесткий, как доска, окровавленный живот парня. Келли чуть прижал раненого к песку - мол, не дергайся, и сделал надрез.
Как всегда, сознание немного отключилось, и он наблюдал себя со стороны, как работает  удивительно четко воспринимая происходящее. Чувствуя запаха озера и крови, слыша собственное дыхание, прерывисто сглатывающее - неудобно с зажатым во рту фонариком, тихий скрип плоти под лезвием ножа. Хорошего ножа, а его пальцы существовали отдельно - умудрялись прижимать кровоточащие участки, безошибочно нащупывая конический бочонок, разогретый внутренним жаром тела, буквально обжигающим. Пуля тускло сверкнула латунным боком сквозь покрывающую ее кровь, и упала в сторону. Стиснув фонарик зубами так, что пластиковый корпус жалобно хрустнул, Келли плеснул на рану алкоголь, и быстро стянул края разреза пальцами.

Отредактировано Luke Kelly (2014-05-03 09:23:03)

Кровь быстро пропитывала свернутый галстук, но в ход уже пошла разорванная рубашка – а, пропадай моя прикида, седьмой-воды-на-киселе-выходной-костюм! Повязка ложилась по плоскому животу раненого по всем правилам, когда Келли ощутил жгучий укол в бедро.
- М-мать твою!..– рука непроизвольно дернулась, повязка съехала. Каким-то неведомым образом раненый, что все никак угомониться, видать, не мог, ухватил оброненный нож, и зачем-то пырнул Люка в ногу. Ладно, предположим, от потери крови парень малость помешался, - морщась, Келли выдернул нож из раны, и чуть напряг пораненные мышцы, чувствуя, как те срастаются, и с удивлением обнаружил на своем бедре окровавленные пальцы. Чужие пальцы, коснувшиеся раны.
Нет, - он помотал головой, кажется, лапать его не собирались. Тогда что, тысяча чертей его на том свете дери, все это означало бы?
- Убери хваталки, а не то, неровен час, опять напорешься на чего острое, - проворчал Келли, возвращаясь к перевязке. Парень вроде немного пришел в себя, и приподнять его стало даже проще. Люк приподнялся, вставая с колен, и внезапно едва не грянулся носом вниз – песок под ботинками напитался водой, и провалился самым коварным образом.
- Ну, дела, - выдохнул Келли, подсвечивая кругом фонариком. Вода в озере поднялась, словно на море – классический прилив, и уже лизала кромкой прибоя пятки обоим незадачливым – пострадавшему, и его доктору. Подхватив парня под мышки, Люк поволок его по песку ближе к стене, подальше от воды.
- Не дергайся только, лады? Кажется, Господу недостаточно дырки в твоем брюхе, он желает еще и искупать тебя. И меня уж, за компанию.