Будильник звенел уже в третий раз. Громкая мелодия, напоминающая о том, что пора вставать и вдохнуть аромат кофе, разносилась по небольшой спальне. На здоровенной, даже слишком, если учитывать размеры комнаты, кровати зашевелилось нечто, спрятанное под тремя одеялами, украшенными неясными узорами, чем-то напоминавшими цветы. Через несколько секунд из-под них вырвалась бледноватая рука, стукнувшая ладонью пару раз по телефону. Тот не умолк, продолжая свои трели. Бугор громко застонал, заворочавшись на своем ложе.
И все же, вставать стоило, если она, конечно же, не хочет опоздать на работу, до которой оставалось каких полтора часа. Женщина выпуталась из разноцветных, мягких и столь манящих оков и, кинув на них полный грусти взгляд, двинулась в сторону душа.
Кажется, ночью она проветрилась крайне неплохо. Стоя под теплыми, сильными струями воды, Обер проворачивала в голове события прошлой ночи, словно бы смакуя их. Конечно, ничего особенно не было. Бутылочка виски, пачка сигарет и приятное общение с довольно-таки симпатичной, длинноногой брюнеткой. Марион мало что помнила из их разговора, который был настолько бестолковым, что его действительно не стоило запоминать.
Француженка бодро выскочила из ванны и, оставляя за собой мокрые следы, побежала вприпрыжку на кухню, с явным желанием влить в себя минимум пару чашек горячего крепкого напитка. Пока чайник с шумом грел воду, женщина, даже не удосужившись обернуться полотенцем, а кого, собственно, ей стесняться в своем же доме, прислонилась к одной из оранжево-желтых кухонных тумб. Так почему же она поехала домой одна? Нащупав за спиной сигареты, Марион тут же закинула одну в рот, сминая губами фильтр. Ах-да, девица оказалась не из «таких». Каких таких? Обер никогда не понимала подобной трактовки или такого описания. Она сама не особо тянула на лесбиянку, тем более, при учете того, что мужчинам отдавалось большее предпочтение. Но у этой милашки были такие чудные глаза.
- Могла бы и остановить, когда я ползла ей в трусы.
Француженка поморщилась, заливая коричневый порошок кипятком. Впрочем, её не расстроил факт того, что ночью, а если быть точнее, то уже утром, она осталась наедине со своей кипой одеял, скорее, в который раз напрягли женские повадки. Марион скосила взгляд на большие круглые часы со значком супермена, что висели над дверью.
Черт. Уже семь.
Кинув кружку в мойку, где уже покоились блюдце и тарелка, Обер поспешила обратно в спальню, дабы натянуть свои черные джинсы, полосатый свитер, да двинуться в сторону любимой работы.

Конечно, ей пришлось гнать. Уж кто бы сомневалась, что она в который раз будет выжимать из своего старенького красного Рено все соки. И вряд ли тут бы сгодилось оправдание: « Я делаю всё, чтобы не опоздать». Обер обожала скорость, а где, как не в пригороде, можно оторваться на всю катушку, словно сбросить напряжение, расслабиться, настраивая себя на рабочий лад.
Очередной поворот, и вот вдалеке завиднелась  крыша пятиэтажного белого здания. Их больница являлась филиалом Госпиталя Сестер Милосердия, что находился в Баффало. Конечно, её нынешнее место работы круто отличалось от того, где Марион была раньше. Но туда он не вернется. Никогда. Пальцы вцепились в руль, очередная вспышка гнева искрой сверкнула где-то внутри, постепенно угасая. Им не было прощения.
В этом же захолустье был явный напряг как с аппаратурой, так и с работниками. Казалось, начальство было радо всем, разумеется, всем, кроме мутантов. Можно было сказать, что здесь это третирование «выродков» было еще сильнее. Все же, больница была небольшой, коллектив крохотный. Это напоминало своего рода семью, и ее члены совсем не хотели видеть в родственниках урода.
Обер сбросила скорость. Красная машинка вырулила из-за высоких деревьев, неспешно подъезжая к парковке. Марион не злилась на людей, что работали здесь. Её любовь и вера гасли для всех одинаково. Припарковав машину, женщина неохотно вылезла из салона, поглядывая на белые мощные часы на правом запястье.
- О, еще десять минут,  - француженка усмехнулась, - разве что в туалет успею заглянуть.

Люди приветливы с тобой до того момента, пока не узнают, кто ты на самом деле. Так было и с ней. Каждый улыбался ей, был приветлив, учтив. Можно даже сказать, что Марион любили. Ещё бы, столь яркая улыбка, а этот мягкий, хрипловатый голос, как же позволено плохо отнестись к такой доброй и, по их мнению, открытой женщине? Впрочем, все это будет длиться до того момента, пока они не узнают, что она одна из "фокусников".
Обер стряхнула пепел, перелистывая очередную страницу истории болезни некоего Ричарда Джонса двадцати трех лет отроду. Мужчина поступил к ним в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое марта. Без сознания, перелом обеих костей бедра, закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, разрыв селезенки. Бедняга попал в аварию, что бывало нередко в этих краях, так как дорога тут была извилистая, а молодежь частенько выбиралась в пригород потусить, возвращаясь, соответственно, вдрызг пьяными. И всё бы было с парнем ничего, вот только из комы он совсем не хотел выбираться.
Марион почесала макушку, будто это придавало какого-то стимула к размышлениями. Её дело было маленьким, провести операцию, да вернуть костяшки на место, если можно было так сказать. Над ним колдовали все. И хирург, и она, и реаниматолог, и нейрохирург, дедуля за семьдесят, но никакого эффекта. Мальчишка даже и не собирался открывать глаза.
- Что-то не так, - женщина прищурилась, пытаясь разобрать куриный почерк своей коллеги, - о боги, да кто же так пишет, мисс Нойз!
Француженка откинулась на спинку кресла, после, оттолкнувшись ногами от пола, прокатилась в другой конец кабинета. Часы показывали начало первого. Стоило бы еще разок полистать истории тех больных, что находились в ее отделении, но юный Ричард не давал ей покоя.
Как-то неправильно.
Женщина уставилась в потолок, изучая белые большие квадраты в мелкую серую точку. В голову не лезло ничего, что могло бы пойти не так, и почему молодой парень, который в свое двадцать третье день рождение неудачно въехал в дерево, уже пять дней не дает и малейших признаков на улучшение. Словно и не борется вовсе.
Она прикрыла глаза, тихо напевая под нос что-то из репертуара AC/DC, постепенно все более погружаясь в свои мысли, которые чем глубже, чем дальше были от ее пациентов.

- Ты знаешь, Мари, солнце, я не думаю, что это хорошая идея...
- Но папочка.
Девчонка с парой больших пятен зеленой краски на левой щеке, одетая как-то уж слишком по мальчишески — свободная майка с суперменом, джинсы, никоим образом не делающие ее похожей на девочку, и синяя кепка со знаком местного футбольного клуба. В руках дите держало четырех котят, один из которых неустанно пищал, будучи явно слишком голодным. Перед ней стоял высокий, слегка худоватый мужчина, лет тридцати, в очках с тонкой оправой и с тоской смотрел то на малышку, то на котят.
- Мы должны им помочь.
- Мари, милая, ты же помнишь, что у нас дома еще пять, - для верности мужчина показал свою большую пятерню, - таких же малюток. Причем, - он поднял указательный палец вверх, словно придавая значения своим словам, - еще трое собак и, уж не знаю, где ты его нашла, попугай. Подбитых голубей я уж и считать не буду. Мари, золотко, наш дом не зверинец. Ты же большая девочка, ты должна понимать, что я не могу со всем справиться.
- Но я же буду помогать, папа! Мы не можем их оставить!
Девочка от негодования, несправедливости и возможного отказа топнула ногой.
Мужчина долго вглядывался в ее лицо, в большие теплые глаза, в измазанное лицо, затем, громко выдохнув, зная, что то, что он сейчас сделает, скажется на его и так больной спине еще больше, а вони в доме только прибавиться.
- Хорошо, - после этого слова девочка словно расцвела, - идем, милая.

Эта картина словно красочный фильм пронеслась перед глазами Обер, заставляя  покусанные губы расплыться в улыбке. Ностальгия. Воспоминания. Человек живет ими. Без них его не существует. Они могут вдохновлять, но и грызть годами. Кем же человек был бы, если б не мог воссоздать в своей памяти былое — никем. Лишить его воспоминаний, значит, лишить своего «я». Марион берегла чертоги памяти, нередко выуживая оттуда яркие моменты жизни, большинство из которых были связаны с отцом.
Надо бы ему позвонить.
Бесспорно, женщина скучала по своему старику, но не настолько, чтобы вернуться в отчий дом. Она уже давно покинула возраст той, что тащила в дом все, что дышало и, по ее мнению, страдало. Отец был безотказен. И в этом была его беда, Обер поняла это к восемнадцати годам, когда он не остановил ее, даже не пытался. И вот, Марион в Америке, в маленькой больничке с обшарпанными стенами, поломанными лампами и прохудившимся трубами. А на досуге его дочурка взрывает, грабит, терроризмом, в общем-то, занимается.
Обер, бывало, прокручивала в своей голове развитие событий, останься она во Франции. Была ли она там счастлива? И счастлива она здесь? Сожрало бы одиночество? Но, ведь оно и тут наступает на пятки. Однако, стоит отметить, что через год после отъезда Марион, отец нашел себе женщину, чем крайне удивил француженку. Вот кто из них двоих был счастлив. Мари слышала это по его голосу в телефонной трубке. Даже если бы она и хотела, то не вернулась бы. Рушить счастье отца не входит в планы.
Желание курить потихоньку нарушало ее умиротворение. Обер никогда не смущала сия пагубная привычка, от которой многие воротили нос, особенно, если курящий являлся женщиной. Но эти приступы нестерпимой жажды никотина иногда просто поражали. А ведь она уже почти заснула под собственное пение. Француженка потянулась рукой к столу, шаря по нему тонкими пальцами, выискивая мятую пачку Camel и даже не думая оторвать свою задницу от кресла. Завершив наконец процедуру поиска, женщина, чиркнув зажигалкой, с наслаждением затянулась. Никто и никогда не был против того, что Обер курит в ординаторской, тем более, что травматологов на всю больницу было два, второй из которых, Чарлз Скотт Пирс, был любителем принять на душу на работе, после чего совершая поступки, порочащие честь врача. Чего стоил тот случай, когда молодящегося доктора, возраст которого неумолимо двигался к пятидесяти, застукали с только-только поступившей пациенткой. Гипс застыть не успел, а он уже на нее полез.
Выпить бы.
Молниеносно пронеслось в голове Обер.
Именно тогда, вальяжно развалившись в своем черном кресле, с сигаретой в зубах, да с мыслями о гавайской пицце и темном пиве, она услышала, как ее зовут. Резко распахнув свои глаза, Марион дернулась вперед, чуть не завалившись на стол от подобного порыва, при всем при этом не выпуская дымящуюся папиросу изо рта. Повернувшись в сторону, откуда доносился голос, женщина, пару раз хлопнув ресницами, хмуро уставилась на тень, что стояла у подоконника. В этом силуэте чувствовалась власть и уверенность. Он зачем-то пришел, бесспорно, и он это получит, он не сомневался.
- Верно.
Спокойно ответила Мари, чувствуя, как маленький комок тревоги крутится внутри. Она сможет себя защитить, в этом не было сомнений, хоть Обер и не представляла, на что способна эта фигура у окна помещения. А скорее всего, могла она многое, раз столь бесшумно забралась сюда.
- Что вам нужно? - Марион только сейчас присмотрелась к силуэту, при появлении которого помещение постепенно начало наполняться ароматом спиртного. И как она сразу не учуяла? - Так, это что, кровь? - Что за глупый вопрос, женщина, - что с вами случилось? - Обер сделала шаг вперед, но тут же остановилась. - Так, стоп, мы начали немного неправильно. Вы кто вообще такой и что делаете в моем кабинете? Во-первых, что-то не припомню, чтобы я знакомилась с личностями, подобной вашей, так посему, у меня возникает вполне логичный вопрос, откуда вы знаете меня? Во-вторых,  У нас, между прочим, есть приемное отделение. И если вам нужна помощь, а она вам, по ходу дела, нужна, то и обратились бы для начала туда, - одно из правил: заболтай врага своего. Конечно, Мари прекрасно понимала, что этот человек желал минуть все прелести приемника, дабы сразу попасть к тому, кто ему поможет, но женщина словно выигрывала время для себя, пытаясь понять, чего ей ждать и к чему готовиться, а так же, готовя себя к возможной защите. - И еще кое-что, приличные люди стучатся, прежде, чем зайти. Однако, судя по запаху вы не из таких.
Француженка продолжала внимательно изучать тень напротив. Увы, плодов это не приносило. Впрочем, на первой взгляд Марион не видела никаких заметных травм, что заставляло ее напрягается сильнее. Только сейчас женщина удосужилась вынуть сигарету изо рта, которая торчала из правого уголка рта, пока Обер толкала свою речь.

И всё-таки, ей пришлось замолчать. Она же хочет узнать, кто пробрался к ней в мартовскую ночь. Марион была любопытна, как и все люди, но не настолько любопытна, как бывает у женщин. Обер не интересовало, кто с кем спит, кто что есть, кто кому что насплетничал. Впрочем, пока это не касалось ее самой.
Наконец-то позволив мужчине говорить, француженка, почувствовав, что ком тревоги, что нарастал до этого момента внутри нее, хоть женщина и старалась унять свое беспокойство, остановил свой рост, что дало Мари возможность чуть расслабиться. Обер облизнула пересохшие губы, после чего еще одна сигарета оказалась во рту Марион. Предыдущий бычок был метко запущен в синюю пластиковую корзину для мусора, что расположилась у стола. Тлеющий кончик ярко вспыхнул, после чего француженка выпустила густое серовато-белое облачко дыма, тут же устремившееся к потолку.
Девочка? А я-то думала, что переступив грань "женщина от тридцати и старше", я автоматически перестаю быть девочкой.
- Полагаю, у меня есть право на подобное количество вопросов.
Спокойствие женщины брало верх над ощущением опасности. Словно бы голос мужчины не предвещал беды. Она продолжала внимательно вглядываться в тень, с которой её ночной гость будто бы сросся, не позволяя увидеть своего лица. Лишь очертания, не более. Даже яркая вспышка пламени от зажигалки, когда мужчина прикуривал, не спасла ситуацию. Впрочем, Марион умела ждать.
- Самоубийству? - Обер вскинула темную бровь, на губах промелькнуло некое подобие ухмылки, тут же скрывшись. - Что ж, раз уж я, по вашим словам, слишком болтлива, не стану и спрашивать, есть  ли за вами хвост. Но помните. И на старуху бывает проруха.
Женщина вновь затянулась, на сей раз выпустив дым через нос, будто дракон, готовящийся изрыгнуть пламя. Стоять напротив мужчины, словно солдатик, начинало ее утомлять, посему, сделав шаг назад, Обер облокотилась на стол, сложив руки на груди, иногда вынимая правой рукой изо рта сигарету, дабы стряхнуть пепел.
Знает о Ранкоре. Тогда неудивительно, что и знает меня.
Как Марион не старалась, но смешок удержать ей не удалось. Губы расплылись в добродушной улыбке, словно разом раскрывающей части ее сущности.
- Да, - произнесла она смеющимся голосом, - Ранкоровцы не сильно преуспели в правилах приличия и этикете. Но, - Обер вытянула ноги, окончательно усевшись на стол, прогоняя остатки тревожности, - мы стремимся к идеалу.
О, как двусмысленна была эта фраза. Для многих, да чего уж, почти для всего Ранкора идеалом был мир без людей. Тотальное унижение, уничтожение, истребление. За то, что им приходится страдать сейчас, люди заплатят позже, Ранкор в этом не сомневался, она тоже. Что-то вроде кармы, в которую Обер верила как-то выборочно, не считая, что та коснется саму Марион за то, что та движется далеко не по пути праведному.
За окном громыхнуло. Обер впервые с того момента, как таинственный силуэт появился в ее ординаторской, перестала рассматривать его, переведя взгляд  в темноту, что заполонила все за окном. Там же, вдалеке блеснула яркая изогнутая молния, разрезая горизонт на две неравные части. Спустя же несколько секунд повторный рокот громового раската пронесся по земле, достигнув их уютного помещения.
Скоро и до нас дойдет.
Ординаторская постепенно начала наполняться ароматом дождя, напоминавшим какую-то удушающую свежесть. Правда, смешиваясь с запахом алкоголя, крови и больницы, все это приобретало новый, слегка тошнотворный оттенок.
- Узнать вас?  На Жана Рено вы не тянете, да и никогда я не отличалась хорошей памятью на голоса, - она развела руками, улыбаясь, чувствуя, как спокойствие окутало своими теплыми сетями. Тебе больше нечего боятся. - Вы правы. И если бы желали моей смерти, то сомневаюсь, что я бы до сих пор дышала, а вы бы мялись у окна. Но,  опустим лирику и рассуждения, а перейдем к делу. Как полагаю, у вас возникли проблемы со здоровьем, мистер, судя по тому, что я вижу шарф, измазанный кровью и чую ее запах.
За окном заморосило. Тихо-тихо, едва слышно крупные капли падали на лужайку, что простиралась перед кабинетом травматолога, на которой то тут, то там пробивались ростки тюльпанов, неизвестно, как вообще попавших туда.
- Сейчас ливанет.
И в самом деле, спустя какую-то минуту полной тишины, тучи, что заполнили вечернее небо серым полотном, делающими ночь еще темнее, наконец-то расслабились, выпуская влагу, что накопилась внутри. Ливень сплошной стеной обрушился на больницу, забарабанив по крыше. Француженка предпочитала в такую погоду сидеть дома в обнимку с Green Spot или Midleton, да перечитывать свою коллекцию. Ведь взрослая женщина, а все увлекаешься подростковыми штучками.
- Ладно, мистер, - Марион оторвала взгляд от водяной стены, что непрерываемым поток лилась за спиной незнакомца. Такое приближение её «родной стихии» придавало большей уверенности, - выполню я вашу небольшую просьбу. Но для этого вам придется покинуть столь уютную для вас тень и показать мне ваш милый лик.  Хоть посмотрю на то, кто называет тридцатилетнюю женщину девочкой, - и снова легким движением пальцем Обер отправила давно уже потухший бычок в корзину. - Присаживайтесь.
Француженка указала рукой на светло-коричневый кожаный диван, протертый в нескольких местах.  Хоть это и было более или менее освещенное место в ординаторской, света ей было все равно мало, особенно, если дело касалось осмотра, но Мари даже и не думала предложить мужчине перебраться в другой кабинет.

- Так ли мы все молоды, как вы говорите, - Обер опустилась под стол, начиная ковыряться в проводах, - я думаю, слово «идеал» как нельзя кстати подходит к нам и нашим будущим целям, - Марион выдернула из тройника настольную лампу, отчего в помещении стало еще темнее, остался лишь тусклый синеватый холодный свет периодически мигающей лампы на потолке. - Можете считать нас кем угодно. Сорвиголовы, глупцы, идиоты, что кровью прокладывают себе дорогу. Неважно.
Француженка устроила светильник на подлокотнике дивана, в качестве опоры использовав шкаф, в котором ждали своего часа свитер и джинсы, чтобы уже быть надетыми на хозяйку и отправиться домой. Марион любила свою работу, но в этом захолустье, увы, ее было маловато.
- Вы в свое время, - шепотом повторила женщина, включая лампу, дабы дать себе больше света, - вот смотрите, мой дорогой гость. Вы обратились за помощью ко мне. Много ли вы обо мне знаете? Нет. Доверяете мне? О, конечно же нет, этот вопрос не обсуждаем. Но, - Марион в который раз достала пачку сигарет из белого, чуть помятого халата, - вам приходится верить  мне. Кто дает гарантию, что я не сдам ваше местоположение? Никто. Вы, увы, одиноки, поэтому вы просите об услуге совершенно незнакомую женщину, чтобы потом ей задолжать, - Обер усмехнулась, - Ранкор, хоть он и строит свою идеологию  на костях, готов бросить все силы на спасение семьи. Но не будем об этом. Я позволила себе лишнего, не правда ли?
Мари улыбнулась одной из своих коронных улыбок вселенской доброты, ожидая, когда больной уже усядется для осмотра.
Теперь-то француженка смогла разглядеть его во всей красе. Высокий, но не намного выше ее самой, худоватый, впрочем, лишь по мнению Мари, мужчина. Шарф, пропитанный кровью, вместе с перчатками были брошены на пол. Обер кинула на них быстрый взгляд, оценивая, как много натекло из ночного возмутителя спокойствия. Волосы, с едва заметной проседью, хаотично раскидались по голове мужчины, словно бы расчесывались чертовски редко да и щетина явно не первой свежести.
- Ладно, что тут у нас.
Женщина похлопала себя по карманам халата, после чего совершила такую же операцию с карманами изумрудного цвета хирургического костюма. Обнаружив, наконец-то, пару перчаток, Обер привычным движением натянула их на ладони, сжав и разжав пальцы, словно разрабатывая их.
- Руки убирай, - приказным тоном начала Марион, отталкивая пальцы мужчины, - еще не хватало, чтобы эта красота начала гноиться, - женщина вытянула шею, осматривая рану, чуть прищурившись, - что ж, пожалуй, церемониться и я перестану, перейду на «ты», - француженка осторожно убрала волосы, после чего, ухватившись за край раны, потянула кожу чуть на себя, та с легкостью поддалась, показывая Обер полный масштаб катастрофы, - да, я тебя узнала. Да и Шафт рассказывал, что у вас не срослось. Волк-одиночка, - Марион шлепнула шмат кожи на место, - Дитрих, если мне не изменяет моя девичья память,  - легко надавив на голову, женщина заставила гостя наклонить ее вниз. Мало ли, где еще могли быть травмы. - Это всё? - Мари сделала шаг назад, осматривая гостя, - ладно. И так вижу, что все. Стандартные вопросы, которые помогут узнать мне, было ли у тебя сотрясение или нет, задавать не буду, - женщина ловко сняла перчатки, кинув их на грязные вещи раскрывшего свое лицо, - все равно лежать здесь и активно лечится ты не станешь. Что ж, - она хлопнула в ладоши, еще раз внимательно осмотрев мужчину, что совсем не тянул на «старого дурака». Самый максимум, который она могла ему дать — сорок лет, - приступим к лечению. Должна предупредить, прическу твою мне придется слегка подпортить. Место на затылке придется выстричь, может,  слегка подбрить, надеюсь, ты это понимаешь и против ничего не имеешь.
Ни слова более не говоря, француженка покинула ординаторскую, оставив «опасного преступника» наедине со своими мыслями. Мягко и тихо, словно кошка, женщина пробиралась по темному, едва-едва освещенному коридору, мимо палат, мимо комнаты, где парочка медсестер видела уже не первый сон, направляясь прямиком в процедурный.
- Та-ак.
Потянувшись, Мари тряхнула головой, после чего, стащив тонкую коричневую резинку, убрала копну своих чуть вьющихся волос в нелепый пучок, торчащий на макушке. После сих простых манипуляций начался активный поиск.  Вооружившись ножницами, бритвой шприцем, нитками, ватками, спиртом, зеленкой и, самое главное, иголкой, Обер так же тихо поспешила назад к своему томящемуся в ожидании больному.
- Ну что ж, - она осторожно прикрыла дверь ногой, за неимением свободных рук, - поворачивайся ко мне спиной, усаживайся поудобнее, расслабляйся и получай удовольствие.
Женщина устроилась на скрипящем, стареньком диванчике позади мужчины, сразу же пустив в ход шприц с лидокаином, обколов кожу вокруг  раны.
- Не обещаю приятных ощущений.
Француженка высунула язык, что частенько бывало, когда она начинала работать. Голова была не ее профилем, но что поделаешь, за неимением лучшего, сгодится и она, тем более, что шить Обер умеет крайне неплохо. Темные, слипшиеся от крови пряди полетели вниз, падая на диван, пол, плечи вора.
- Я далеко не стилист, - Марион по-птичьи наклонила голову, осматривая полянку, что приготовила для себя, - но мое творение исправимо... да и так жить можно, - она тихо рассмеялась, откладывая ножницы, - что ж, поехали.
Щелкнув пальцами, француженка, чьи лицо выражало теперь саму серьезность, быстро разорвала пачку со стерильными перчатками, тут же облачив в них руки. Тихо что-то напевая, Мари щедро залила ватки спиртом, после чего, аккуратно протерев зияющую, рваную рану, начала колдовать с ниткой и иголкой.
- Ох, было бы неплохо поставить скобки, но, жаль, голова.
Фраза эта не имела никакого смысла, по крайней мере, не для неудачливого вора. Просто тихие размышления Обер, которая, бывало дело, говорила сама с собой. Так ей было легче рассуждать и приходить к верному решению. Продолжая напевать, Марион быстро штопала голову мужчине, стараясь сделать шов как можно более симпатичным. Закончив с этой простой процедурой, француженка смачно полила затылок зеленкой, после чего ловко залепила салфеткой.
- Итак. Теперь маленький инструктаж. Эти нитки сами никуда не денутся, а следовательно, через недельку швы надо будет снять. Если тебе не к кому обратиться, - вторая пара перчаток полетела на пол, - то можешь найти меня, сам туда своими грязными ручиша...
Но француженка не закончила её прервал громкий вой сирены, раздавшийся за окном, что неумолимо приближался к больнице.
- ..ми не лезь... - закончила Обер, вглядываясь во тьму, что теперь разбавлялись пока еще едва видимыми синими и красными вспышками, - это за тобой, - не вопрос, уверенное утверждение. - Не знаю, что ты натворил, мне неважно. Скажи, ты оставлял какие-нибудь следы, по которым тебя смогу найти здесь? Кровь не считается, сам понимаешь, ее смыл дождь, как и следы на земле.
Звук сирен становился все ближе, разрывая тишину своим мерзким воем. Марион быстро провела языком по нижней губе, четко осознавая, что всё только начинается.

Ливень словно волнами, то стихал на несколько мгновений, то снова набирал силу. Он не собирался отступать, лишь изредка давая небесам вдохнуть перед новым ужасающим потоком. Какая же всепоглощающая тьма стояла за окном. Сожрет и не заметишь.
- Прожил в пару раз больше, чем я?  - Обер удивленно уставилась на мужчину, стараясь уловить в нем хоть какой-нибудь намек на то, что ему перевалило за шестой десяток. - Очень смешно. Я не дала бы тебе и пятидесяти, - да ты бы и сорок даешь с трудом, - хотя. Это не мое дело. Я поверю в эту... в это. А с чего, простите, вскроется, что я перспективная террористка? - Марион тихо и хрипло рассмеялась. - Вы жестокий и страшный вор и убийца, а я всего лишь слабая, беззащитная женщина, которую застал врасплох коварный преступник. И мне пришлось его латать. Почему? Он пригрозил мне смертью. Конечно, - француженка потерла глаза, выключая яркую лампу, что начинала раздражать, - есть тут нестыковки. Но я вполне неплохая актриса, - Мари, усмехаясь, подмигнула мужчине. - Я и не волнуюсь. Ты же видишь. Более того, когда ты мне понадобишься, я смогу тебя найти, не так ли? А такой парень, как ты, сможет пригодиться, уж это несомненно.
Он ставил себя выше нее, вне всякого сомнения. Волновало ли это Обер? Может лишь самую малость. С другой же стороны, это выглядело  крайне забавно. Как же долго он мучился перед тем, чтобы перешагнуть через себя. Попросить о помощи такую, как она.
- Не то, чтобы он не успокоился, - Марион усмехнулась,  - ты был бы шикарным ранкоровцем. Но в тебе так мало доверия ближним своим, что сразу же делает тебя худшим для нас. Всё строится на поддержке. Но, - женщина беглым взглядом оглядела мужчину, - тебя она не нужна, не так ли? Да и ты не считаешь нас достойными или вроде того.
Он не привык поворачиваться спиной. Господи, неужто этот человек настолько одинок?  Нет, Марион уверена, что в его жизни были те, на кого он мог положиться и с кем был близок. Обер никогда не хотела и не лезла кому-то в душу против чьей-то воли. Может, где-то в глубине её женской сущности она хотела бы задать пару вопросов, но этот порыв был настолько слаб, что остался незаметен. Чужие люди не волнуют Обер. Потому что они не ее семья. Однако, не смотря на это, француженка помогает ему.
Мари не сомневалась, у вора было сотрясение. Сила удара, судя по ране, была достаточной, чтобы получить черепно-мозговую травму. Да и более того, его уверенная походка, которой он шествовал к дивану, показалась женщине не такой уж четкой. Впрочем, пока мужчина не испражнял на пол содержимое своего желудка. Однако, Марион всё ждала, когда тот  привалиться к спинке дивана от сильного головокружения.
Как же ты добрался до меня, парень?
Женщина не долго искала ответ на свой же вопрос, списав всё на стресс. Он откуда-то сматывался, сомнений не было. А, как правило, побег сопровождается приличным выбросом адреналина. Ты и твое тело на пределе, чтобы спасти собственную шкуру.
То, как мужчина вскочил с дивана, убедило Марион окончательно в том, что машины с красно-синими мигалками неслись за ним и, скорее всего, сделают остановку в их маленькой, скрытой в лесах больнице. Как же она хотела заглушить в себе растущее в недрах напряжение. О нет, это был не страх. Это было возбуждение. Этот огонек ярко сверкнул в темных, зеленоватых глазах. Обер прекрасно знала, что будет дальше. И не было смысла останавливать саму себя.
Француженка, поддавшись порыву, тоже подошла к окну, стараясь не высовываться сильно, дабы не промокнуть. Да, полиция уже была здесь, а старик Джонос пытался выяснить у них, что же все-таки произошло. Мимо больницы пронеслись еще пара машин.
Исследуют. Вынюхивают. Ищейки.
Ворота больницы медленно начали открываться, впуская черно-белую машину с крупной надписью «Полиция».
- Эй, Дитрих, - его слова о том, что он откликается на Стигмату женщина не приняла всерьез совершенно, оставив удобное для себя обращение, - как ты относишься к Рено?
Никак не отреагировав на его слова о том, что ей стоит побыть мышкой, Мари с завидной скоростью вытащила из мусорной корзины пакет, куда тут же выкинула поднятые с пола волосы, после чего запихнула его в карман халата. Кое-где виднелись пятна крови, едва заметные в полумраке ординаторской, но это было совсем неважно. В её голове уже сложилась вполне правдоподобная легенда.
- Конечно, сейчас не самое лучшее время. Не натурой же ты собрался мне его отдавать.
Марион цепко вцепилась за запястье мужчины, утаскивая его прочь, оставляя в шкафу кабинета свитер, джинсы и пончики с банановой начинкой. Только когда они достигли пожарной лестницы, женщины соизволила объясниться.
- Сейчас ты вряд ли пройдешь так, как пришел ко мне, - в зубах мгновенно оказалась помятая сигарета, из которой слегка высыпалась ее «начинка», - парковка сотрудников находить за больницей, куда редко кто заглядывает кроме начальства, с их проверками и, соответственно, тех, у кого есть машины. Это сделано для того, чтобы скорые легко и беспрепятственно могли было подъехать к дверям приемника, - Обер толкнула тяжелую дверь, с потертой надписью «Выход», - я помогу тебе еще немного, Дитрих. Мотаться сейчас по лесу, особенно в округе — явно не самая классная идея, - француженка затормозила на крыльце, вытянув руку вперед. Тяжелые, капли тут же забили по ладони. Мари сжала ее в кулак, чувствуя приятный холод на коже. - Мой маленький Рено, хоть и не молод, но способен на многое. Прямо как ты, - она усмехнулась, показывая пальцем в сторону красной, небольшой машинки. - Прокачу тебя с ветерком. Ты же не боишься быстрой езды? - Марион прислушалась, стараясь хоть как-то сквозь шум дождя услышать звуки шагов. Впрочем, вряд ли полиция уже догадалась, где искать беглого преступника. - Скорее всего, они перехватят нас на шоссе. Я уверена в этом на сто процентов, - яркая вспышка рассекла небо, после чего раздирающий раскат грома прокатился по земле. - Но не парься, оторваться я от них сумею. Ладно, - Обер запахнула халат, - самое время слегка пробежаться.
После этих слов, бросив почти докуренную сигарету в одну из огромных луж, женщина легко, словно гепард, сорвалась с места, преодолев жалкие метры за считанные секунды. Однако, их хватило, чтобы промокнуть насквозь. Вода ручьем стекала по Марион, хирургичка облепила мощные плечи, грудь, ноги. Конечно, будь она одна, проблема с сушкой вещей не заняла бы много времени, но ей совсем не хотелось открывать свой «изъян» перед Дитрихом.
- Что ж, - Обер облизнулась. Довольная улыбка сияла на лица, будто бы она только этого и ждала, чтобы сесть за руль, да надавить на педаль газа, - за меня можешь не волноваться, если ты, конечно, волнуешься, - правая рука мягко легла на коробку передач, - свою легенду я уже придумала, а от такого приключения отказаться я совсем не в состоянии.
Машина резко сорвалась с места, поднимая вверх волны брызг. Их найдут. Ещё какие-то пара минут, и копы уже будут на хвосте. Но черт побери, как же этим идиотам не повезло с погодой.

Улыбка становилась всё шире. Какой-то ненормальный восторг отдавался внутри с каждым ударом сердца. Вся эта затея была опасной, более того, смертельно опасной, если учесть, что она собиралась вытащить этого мужчину из того дерьма, в которое он вляпался. А судя по тому, сколько полицейских машин прибыло по душу этого объекта, в этом самом дерьме он был по уши. И ей было неважно, что именно вор сделал сегодня, как, впрочем, и остальная деятельность Дитриха француженку совершенно не волновала.
Женщина бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида, в котором уже виднелись прорезающие тьму яркие мигающие огни, приправленные громким мерзким звуком сирены. Они явно не развивали ту скорость, на которую были способны. Копы не преследовали цель догнать их, о нет. Эти ребята словно держали их.
- Умные черти, - Марион усмехнулась, слегка сбрасывая скорость, - Дитрих, слушай меня очень внимательно. Придется тебе подчинятся мне всю ночь, если хочешь выжить, - впереди показался новый резкий поворот. - Впереди нас еще одна машина. И ты это знаешь. Скорее всего, она на этом повороте. Эти сзади, - Обер кивнула головой назад, не отрывая взгляда от  дороги, - на тот случай, если мы решим повернуть назад. Выхода у нас нет, мы в тупике. По крайней мере, они так думают. Да чего уж, так и есть. Но я неплохо знаю эти леса, - поворот неумолимо приближался,  а напряжение резко скакнуло вверх, заставляя сердце участиться, - и даже не думай рыпаться и сопротивляться моему предложению о романтичной прогулке под дождем в лесной грязи. Ты же не хочешь, чтобы твою бошку продырявили. Так что, просто будь готов, - Марион еще немного сбросила скорость, - и не сопротивляйся.
Они достигли того злосчастного поворота. Француженка резко повернула руль, ни капли не удивившись тому, что напротив них стояли аж две полицейские машины. Копы уже повыскакивали из них, направив на Рено дула своих пистолетов. Марион усмехнулась. Да, их план был хорош, а то, что собиралась сделать она, было настолько глупо и не обдумано, что грозило провалом, но женщина всегда надеялась на свою женскую интуицию и удачу. Может, поэтому она все еще жива.
Резко затормозив на повороте, Обер впечатал зад свой крохи в одну из здоровых елей, что стояли на обочине.
- Выходим! - женщина толкнула Дитриха в сторону леса, просто вываливая его из машины, - дальше пешком.
Им в спину послышались выстрелы. Кажется, одна пуля попала в его бедного красного страдальца. Марион мысленно уже высчитывала во сколько зарплат выйдет ремонт Рено, и стоит ли купить новую машину, раз уж старушка после сегодняшней ночной «прогулки» уже ранена чуть ли не смертельно.
Ливень, что шел стеной, был явным противопоказанием для гуляний в лесу, если учесть, что прогулочный шаг тут был неуместен, и приходилось бежать, лавируя между деревьями и увязая в грязи, при этом слыша как где-то рядом, прямо у уха пролетает пуля. Это не могло кончится хорошо. И не кончилось. Она успела только вскрикнуть и увидеть черно-серое небо, изливающее на них литры воды. Они рухнули вниз, скатываясь по отвесному краю огромной ямы. Это бы выглядело комично, если бы кто-нибудь включил на фоне веселенькую музыку. Два тела, измазываясь в грязи, кубарем несутся вниз, превращаясь постепенно в черно-липко-коричневый ком.
Они наконец-то достигла дна ямы. Марион тяжело дышала, чувствуя, как все тело болит и ломит. Всё-таки, прокатились они славно и с ветерком. Халат из белого превратился в ужасающе грязный, как, впрочем, и вся Обер. Женщина стерла тыльной стороной ладони с лица грязь, хотя, она была уверена, особого эффекта это не принесло.
Мари, кашлянув, поднялась на колени.
- Дитрих?
Но она не успела помочь мужчине, что лежал рядом, и от которого она отцепилась, лишь когда они перестали катиться. Грозный, грубый голос приказал ей поднять руки вверх и отойти в сторону. Но Марион не двинулась, даже не собиралась. Мужчина, что стоял на против них. Высокий, широкоплечий, он уверенно держал пистолет, направив его на Дитриха — того самого ужасного преступника, которого ловил чуть ли не весь Баффало. Он был уверен в себе и своих сил как никто другой. Ещё бы. Вот она, цель. И она безоружна, слаба, беззащитна. Победа в его руках. Он станет героем.
Полицейский нажмет на курок, Обер в этом не сомневалась. И пуля достигнет цели, а Марион не успеет убрать Дитриха с ее пути, он сам не сумеет  избежать этого поражающего на смерть маленького снаряда. Звук выстрела нарушил монотонный шум дождя, что бился о землю. Француженка не видела иных вариантов, да и она же прекрасно знала, что придется раскрыть свою карту. Мари выставила вперед руку, непроизвольно, будто бы так было легче. Дождь перед ней мгновенно перестал лить, превращаясь в толстую, мощную ледяную стену. Пуля, выпущенная копом намертво застряла в этом ледяном плену, так и не достигнув цели.
А затем женщина услышала роковые для полицейского слова: «Где ваш браслет?»

- Ты когда-нибудь убивала раньше?
- Да, в общем-то, нет.
- Тяжело бывает только первый раз.

Она не сказала ни слова. Мужчина направил пистолет на неё, но на этот раз Обер не дала ему возможности выстрелить. Толстые, ледяные копья пронзили мускулистое тело. Одно прилетело прямиком в горло, разрывая мягкие ткани, тут же окрашиваясь темно-красным цветом. Ещё несколько пропороли живот, две вонзились в бедра, столько же оказалось в руках полицейского. Тот захрипел, пошатнулся и рухнул вниз, дергаясь, продолжая сжимать в руках пистолет.
Марион поднялась. Лицо не выражало абсолютно ничего. Полное равнодушие и безразличие. Женщина подошла к телу, осматривая его, наклонив голову. Сигареты явно не хватало.
- Глупец.
Взгляд его карих, узковатых глаз, обращенный к небу, замер. Копья медленно начали таять, конечно же, не без помощи Марион. Кровь тут же потекла наружу, пропитывая форму мужчины. У них не было и минуты, чтобы свалить от этого места. Его напарники скорее всего уже неслись на всех парах в сторону, где прогремел выстрел.

Марион стояла по колено в грязи, продолжая несколько равнодушно и безучастно смотреть на то, что сделала своими руками, своим «изъяном». Нужно было закрыть ему глаза. Нельзя оставлять так. Обер смахнула с лица стекающие ручьи воды, что продолжали непрерывным потоком литься с неба, словно пытаясь очистить землю. Но людские грехи нельзя смыть обычной водой, не так ли.
Женщина прикрыла на секунду глаза, пытаясь сообразить, что же им делать с той подмогой, что спешила отомстить за убитого коллегу. Нужно уходить, она не хочет больше бесполезных и никому ненужных жертв. Даже готова пожертвовать своей машиной. Обер купит новую. Может же она себе это позволить, поковыряется в ней пару дней, да снова сотворить своего маленького гоночного монстра.
Но её мысли кардинально расходились с мыслями Дитриха.
- Постой.
Марион повернулась слишком поздно, вора и след простыл. Женщина вздохнула, качнув головой. Она прекрасно понимала, к чему это приведет. Пара-тройка новых бесполезных смертей. Наверное, именно в такие моменты в голову лезут мысли о том, что у этих людей есть семья, дети, собака и куча рыбок в аквариуме. И что теперь они будут делать? Как что, жить и оплакивать смерть своего кормильца. Получать уйму соболезнований, писем от родственников, о которых и не слышали ни разу. И они будут ненавидеть мутантов еще сильнее. Ведь он умер от руки этих «монстров».
Француженка наконец-то двинулась с места, явно утомленная водяной стеной. Одежда вымокла до нитки, став раза в три тяжелее. Хлюпая и причмокивая, чуть ли не оставляя свою обувь в этом болоте, Марион достигла тела убитого. Кровь продолжала вытекать из ран, тут же смешиваясь с водой, превращаясь в розовый ручеек. Обер наклонилась, всё-таки закрывая ему глаза. Как же ей хотелось, чтобы этот труп был единственным за сегодняшнюю ночь. И почему этот самоуверенный мужчина не посчитал нужным дождаться её? Или хотя бы предупредить? Она бы успела отговорить. Она бы смогла.
Марион выпрямилась, привычно прикусывая нижнюю губу, чувствуя чуть сладковатый привкус дождя. И что ей делать посреди леса одной наедине с трупом копа? Ждать его? Обер нахмурилась.
Мужчина, тоже мне.

Она хотела было уйти. Ей не нравился такой поворот. Более того, волна недовольства поднималась внутри женщины с каждой минутой, что она проводила под здоровенной елью, ожидая вора. Время тянулось с поразительно медленной скоростью, и Марион не совсем понимала уже, какого черта она тут делает. Женщина обещала ему помочь бежать, но никак не желала ждать, пока он удовлетворит свои потребности в устранении слежки.
Что ж, в последний момент, когда терпение женщины почти уже и вовсе кончилось, Дитрих появился. Ещё более грязный, потрепанный.
- Зачем? - Марион поморщилась, - мы могли бы просто уйти. Они бы не нашли нас. Неужели это было так необходимо, парень?
Но есть ли смысл читать жалкое подобие нотации? И имеет ли сама Обер право на это?
- Идем.
Женщина оттолкнулась от дерева, с очередным чавканьем вырываясь из лесной грязи.
- Ладно, давай-ка выбираться отсюда, - Марион осмотрелась, убирая со лба прилипшую прядь, - как думаешь, есть ли смысл возвращаться к машине?  Хотя, думаю, к нам стремятся еще машинки с сине-красными фонарями. Смотрю, ты дорогой товар.
Француженка двинулась вперед, в сотый раз жалея, что сигареты, что покоились в кармане изрядно попачкавшегося халата, совершенно непригодны для использования. Всё-таки никотиновая зависимость давала о себе знать, да и желание выпить накатывало неизбежной волной.
- Что ж, Дитрих, будем считать, что я приглашаю тебя к себе, - Марион в который раз с силой потянула ногу, вырываясь из плена лесного очарования, - дойдем до меня, там отмоешься. Может, даже найду что-нибудь из одежды, - Обер бросила быстрый взгляд через плечо,  - не в этом же тебе домой добираться в самом деле.
А перед глазами продолжала стоять картина бессмысленных убийств. Что ж, она сама выбрала этот путь. Нечего и ныть теперь.

Эта прогулка была долгой, утомительной, тяжелой и слишком уж молчаливой. Может, Марион бы и начала говорить, несмотря на несколько подпорченное настроение, но всё же женщина посчитала, что вору отвечать совершенно не захочется. Что ж, пускай так.
К дому она выползла совсем уже грязная, ещё более мокрая, если такое было вообще возможно, а в голове осталось лишь две мысли — душ и кофе. Окутанный дождем, её небольшой одноэтажный домишко, чья треугольная крыша смотрелась в темноте как-то ужасающе, выглядел сурово и даже как-то неприступно. Вся лужайка, за которой не было особого присмотра, была просто затоплена, вместе с тонкой дорожкой из камня, что вела к лестнице из трех широких ступеней. Марион вздохнула, осматривая свою «крепость» и пристанище, что казалась логовом монстра, а не жилищем взрослой женщины. И Обер знала, что внешняя оболочка в какой-то мере отражает внутреннею.
Её дом был обителью заядлого холостяка, если можно было так сказать. Внутри царил лёгкий беспорядок, а за наличие внутри женщины отвечал лишь легкий аромат духов, да всякая кухонная утварь. Обер замерзшими пальцами достала из кармана ключи, с которых стекали крупные капли, падая и теряясь где-то в общем потоке. Хлюпая, Марион поднялась по ступенькам, оставляя после себя грязные следы.
- Наверное, стоит сказать, что не стоит обращать внимания на бардак.
Пригладив волосы назад, дабы вода не стекала на лицо, француженка щелкнула замком, отворяя дверь, за которой её встретило тепло и темнота. Как только Обер зашла внутрь, она тут же скинула с себя обувь, чувствуя, как пол под её ногами постепенно становится мокрым от того, как сильно с нею стекало. Нащупав рукой выключатель, женщина включила свет, чуть поморщившись от того, каким ярким он ей показался.
- Располагайся.
Марион усмехнулась, скидывая испачканный, весь заляпанный в грязи халат на пол прямо в прихожей, явно не собираясь заниматься уборкой и стиркой сейчас.
- Ванна прямо по коридору, самая последняя, бежевая дверь, - Обер выжала волосы на мокрый халат, затем встряхнула головой, - будешь проходить мимо кухни, как закончишь, сядешь там. Сделаю тебе кофе, - Марион двинулась в комнату, оставляя после себя забавные отпечатки мокрых ступней, - не факт, что найду тебе одежду, но... в ванной висит здоровенный, белый, махровый халат, пользуйся.
Француженка свернула на право, прикрывая за собой дверь, окутываясь легким сладковаты запахом своей комнаты. Тут же на пол полетела хирургичка, белье. Марион улыбнулась, чувствуя невероятную легкость. Нащупав на кресле помятые майку и спортивные штаны, женщина поспешила влезть в них, чувствуя приятную мягкость и тепло. Её тело вновь защищено.
Затянув мокрые волосы в хвост, Обер двинулась на кухню, предвкушая приятный мягкий аромат кофе и его горьковатый вкус. Привычно сунув в рот сигарету, Марион приподнялась, доставая с одной из полок турку, что-то тихо напевая себе под нос, словно бы вторя шуму дождя за окном.
Небольшая кухня тут же наполнилась тем самым запахом, о котором француженка мечтала во время их шастаний по лесу. Женщина достала две здоровенные темные чашки, на которых, конечно же, были изображены символы супергероя, а именно «Зеленый Фонарь». Выключив плиту, Марион щедро налила в каждую коричневый, обжигающий напиток, продолжая вдыхать его чарующий, слегка пьянящий аромат.