Поганый холодный дождь. Появился, когда его не ждали, вдобавок ко всему, что произошло за этот поганый день и за это поганую неделю. Его только не хватало.

Джонни быстро шагал по тёмным улицам этого маленького американского городка, засунув руки в карманы кожаной куртки и опустив голову. Нужно было скорее прийти домой, собрать вещи и уехать отсюда, хоть на автобусе, хоть на попутке. Нет, на попутке будет вернее: найти какого-нибудь заезжего, неместного, прикинуться, что автобус ушёл, и предложить несколько десяток. Вряд ли кто-то откажется. Только не забыть улыбнуться.

Неделя выдалась ужасной. Поистине ужасной. Кто же знал, что такое случится... Кто же знал, что Джонни – такой.

Поскорее уехать из города. Пока никто не поднял тревогу. Уехать, сменить имя, жить подальше от крупных городов. Скрыться. Может быть, когда-нибудь уляжется. Может быть.

Дождь всё молотил; капли стекали по некоротким волосам Джонни, свисавшим с головы, и порой попадали на брови или на нос, где висели, болтаясь, но не падали вниз, словно держались магнитом.

Несмотря на февраль, в этой местности было очень тепло. Здесь не бывает снега; когда он появляется, люди искренне удивляются и гадают о том, что же случилось. Ему бы их проблемы.

Но дождь был и кстати. Как бы не хотел Джонни признавать этого, ему сейчас хотелось рыдать от того, что произошло с ним, и с ней, и с лампой... Казалось, слёзы действительно скоро покатятся, пока Джонни всё шире делал свой шаг, пытаясь добраться до дома...

Внезапный сильный толчок снизу резко опустошил его голову от мыслей, отбросив Джонни на каменную плитку улицы. Удар оказался довольно сильный; пока Джонни пытался понять, что произошло, и едва поднимался с земли, он услышал позади характерный щелчок и затем удар – такие звуки издаёт дверь машины. Повернув голову, Джонни увидел высокого мужчину в тёмной одежде с яркими элементами, с короткими тёмными волосами и очками на лице...

- Вставай, сукин сын, - скомандовал голос, и Джонни словно понесло наверх, а затем – резко лицом к ближайшей стене. Стена горела светом, и в темноте позднего вечера этот свет слепил глаза.

- Кто вы такой? Что вам нужно? – быстро спросил Джонни неровным голосом.

- Заткнись.

Дождь не переставал лить; в тишине его шум стал особенно заметен.

- Что происходит? – спросил он вновь.

Позади послышались шаги.

Удар.

Джонни едва устоял на ногах. Удар пришёлся под рёбра слева – удар сильный; быстрый, но очень болезненный.

- Я сказал - заткнись.

Два медленных шага отдалили неизвестного мужчину от парня.

- Ты думал, что никто не узнает? – спросил мужчина медленно, ровным, низким голосом. – В этом-то городке?

Джонни испугался – так, как не пугался ещё никогда в жизни.

- Ты думал, что всё будет так просто: сделал, что сделал, и убежал?

Пауза.

- Это была моя племянница, пацан. Я не знаю, как ты это сделал, и не хочу знать.

Пауза.

Сердце Джонни билось невероятно быстро, стук его доносился до самых ушей.

- Ты выбрал хороший район для прогулок. Вечером у заброшенной фабрики совсем никого нет. Здесь в сотне метров никого нет. Никто ничего не услышит через этот дождь.

- Прошу!.. – вскричал Джонни, не сдерживая слёз. – Я не знал, что происходит!..

Удар.

- Это была моя племянница, сукин ты сын!

На сей раз Джонни немного скатился по стене вниз, но нашёл в себе силы встать обратно. Дождь, казалось, только набирал силу; каждая капля билась о кожу и о волосы словно молоток.

Позади Джонни послышался очень сдержанный, гневный выдох.

Вернув голос на место, мужчина продолжил:

- Люди знают. Весь город знает. Они поймут, что здесь случилось, и не скажут ни слова. Для таких ублюдков, как ты, нет прощения.

- Пожалуйста, не надо!..

Позади послышался другой характерный звук – двойной щелчок затвора пистолета, который каждый офицер полиции носит с собой.

- Двенадцатое февраля тысячи девятьсот девяносто шестого года, десять тридцать одна вечера. Передай Дьяволу, когда будешь внизу.

Услышав это, совсем не думая, Джонни сделал то, после чего он провёл в бегах под чужими именами следующие двадцать с лишним лет.

Воздух вокруг него резко накалился, словно кто-то внезапно поднёс работающий обогреватель прямо к его коже – но он не чувствовал боли. В отличии от офицера Дэниэлса.

Прижавшись лицом к стене, Джонни рыдал настолько громко, насколько мог, но это всё равно не заглушало истошные крики позади. Он стоял на ногах, буквально уперевшись ими в землю, подняв руки выше по стене и не шевелясь, а позади него Джон Дэниэлс корчился от неимоверной боли – так же, как Ариадна, в ярком луче горящего света. Так же, как Ариадна.

И когда Джонни побежал – через десять минут или через пару секунд – последним, что запало в его голову в этот вечер, был яркий, раскалённый след на стене, в которую он упирался: след от его рук, лица, и размытые контуры его тела, перекрытые двумя такими же раскалёнными следами от света фар полицейского автомобиля.

Так же, как Ариадна.