Лужа была прозрачной, и большой, как море. Она плескалась длинными мокрыми языками по квадратикам плитки, вымостившей задний дворик, толкала блестящий красно-синий резиновый мячик с желтой полоской поперек. По воде бежала упругая, ровная рябь, и мячик прыгал у самого бордюра, словно настоящий кораблик на настоящей волне.
Вверху отбежала в сторону тучка, и солнце брызнуло из лужи веселыми лучами прямо Саймону в глаза. Он засмеялся, и гордый красно-синий кораблик подпрыгнул еще выше, затанцевал, и выскочил на блестящий пестрый плиточный берег. Желтый резиновый сапог плюхнул по прозрачной луже, мгновенно заставив ее потемнеть -- началась буря. Хорошо, что кораблик спасся!  Саймон подхватил мячик в ладони, и немного поскакал по луже, усиливая шторм. В сапожки затекло, захлюпало, намокли джинсы. Саймон пошевелил пальцами ног, и засмеялся, глядя, как из голенищ сапог валит пар. Он теперь -- старинный пароход, как из той книжки!
- Чуф-чуф-чуф, - втянув голову в плечи, надув щеки и нахохлившись -- похож на пузатый пароход! -- Саймон зафырчал, топая по луже, а из сапожек тянулись две густые колбаски пара, как из настоящих пароходных труб.  Плюх! -- с радостным воплем он подпрыгнул на самой середине лужи, и вихрь сияющих брызг окатил его с головы до ног. Хорошо, что сегодня он опять не пошел в детский сад. А то Миссили стала бы причитать -- «поцему ты, Саймон, так вымок, ты зе так процтудисся», и будет чирикать, похожая на старую черную птичку с испуганными глазками. Миссили желтая, но не такая, как сапожки Саймона. Она больше похожа на старые ковбойские сапоги дяди Джоэля.
«В дядиных сапогах не промокнешь», - подумал Саймон, который ростом был аккурат в высоту дядиных сапог, и запрокинул голову к синему-синему, как паруса мячика-кораблика, небу, и окунулся в льющееся с него ласковое тепло. Теперь пар валил от него, как от кастрюльки с вареными картошками, из которых мама потом делает пюре.
Его блестящий желтый дождевик чуть зашевелился от щекочущего пара, и Саймон хихикнул. Солнечные лучи, щекоча, как пар, запрыгали по ладошкам, оставаясь на них, как светящаяся краска  Саймон видел такую на Рождество. Только там она была серебряная, и ей рисовали на его щеках снежинки, а эта краска -- золотая, как солнышко, и она не смывается…
Он потер тыльной стороной руки лоб, и сдвинул капюшон дождевика назад. Солнце ласково взъерошило растрепанную макушку, улыбаясь ему, а он улыбался солнышку, глядя на него широко раскрытыми глазами, синими, как паруса его кораблика. С блестящего бока мячика поднялась легкая дымка, и он стал уже не таким блестящим. Нагрелся. Саймон повертел его перед собой, и толкнул ладошками от груди, стукая в белые штакетины забора. Он знал, мячик-кораблик не обидится  вот он был корабликом, и теперь он мячик. А захочет Саймон -- мячик станет Человек-Паук. Круглый Человек-Паук! -- это было ужасно смешно. Смеясь, Саймон выловил мячик из лужи, и еще раз стукнул им в забор. И еще. И еще.
- Ой! -- мячик, наверное, решил стать красно-синим Суперменом с желтой полоской -- он полетел по дуге вперед, рассекая воздух, и скакнул на тротуар, по другую сторону забора. Подпрыгнул, словно поддразнивая Саймона, и деловито покатился в сторону водостока.

Отредактировано Simon Burbridge (2014-02-06 06:02:10)

Уже успевший вообразить мячик отправившимся на подвиги Суперменом, Саймон лишь моргнул удивлённо, когда какой-то дядя в куртке с капюшоном прыгнул через половину дороги, и поймал мяч. Вздрогнул, отступил на шажок – собственная улица вмиг показалась ему удивительно тихой. Мама с папой всегда предупреждали его насчет незнакомых людей, но, побоявшись первые пару секунд, Саймон успокоился. Разве может быть страшно в собственном дворе, и когда мама наблюдает через окошко кухни за ним? – он обернулся, но стекла отразили солнечных зайчиков, скрыли мамино лицо.
«Если мама сейчас смотрит», - он опять вздрогнул, почти подпрыгнул, когда красно-синим, прямо перед его носом, закачался мячик. Саймон медленно, снизу вверх, рассматривал незнакомца, удивленно склонил голову набок – вот это царапки у него на лице! У Стиви Роджерса тоже были царапки на лице, он сказал, что это сделала его кошка, когда у нее появились котятки, и что ее усыпили. Саймон не понял, как это – усыпили, но затем решил, что кошку так успокаивали – гладили, наверное, пока не уснет. «И котяток тоже гладили?» - влез в голову вопрос, но Саймону уже было не до того. Он насупился, чуть надув нижнюю губу, и сдвинув рыжеватые брови. Он не малыш.
Мячик, мокрый и блестящий, лежал в руке незнакомого человека. Папа говорил ему, что нельзя ничего брать у незнакомых людей, не спросив сперва на то разрешения – мальчик беспомощно оглянулся на свои окна, отступив еще на шаг. Мама так и не показалась, и тревога кольнула его сильнее. Ничего. Он быстрый, сильный и ловкий, как Человек-Паук, он заберет мячик у незнакомца, - подумав так, Саймон обеими руками схватил мячик – и они засветились, высунувшись из рукавов дождевика, будто облитые лучами солнца. Саймон не обратил на это внимания, отскочив назад, прижимая мячик к груди.
- Спасибо, - насуплено выдохнул он, исподлобья глядя на незнакомца. Затем подумал, и добавил: - Сэр. Только он не потерялся. Он полетел… ну, помогать всем, - еще бы, ведь мячик оставался Суперменом.

Царапины на лице незнакомого дяденьки смешно зашевелились, когда он удивленно поднял брови. Саймон посопел, и погладил мячик. К тому, что взрослые редко понимают, что не только мячики  могут быть кем угодно, он уже привык. Даже папа смеется, когда Саймон уверяет его, что их машина – это большая теплая собака, похожая на тапочек с плюшевыми ушами.
- Он всех спасает, - мальчик встретился глазами с незнакомцем, запрокидывая лицо. Капюшон, который Саймон незадолго до этого вновь нахлобучил на голову, соскользнул назад, и наэлектризованные светлые волосы встали торчком. – Он Супермен… только мячик… - и снова погладил теплый круглый бок. Вышедшее из-за облака солнце позолотило его ладони, и Саймон уже успел заулыбаться своим мыслям – он придумывал, кто сидит внутри этого поцарапанного дяденьки, как вдруг тот присел перед ним, и словно что-то темное надвинулось на него. Испуганно дыша, Саймон попытался сделать еще шаг назад, но не получилось. Его будто приклеили к месту словами «я знаю твою маму».
- Мама была маленькой? – уточнил он. Мама никак не представлялась маленькой. Мама всегда была большой. Саймону говорили, что из детей, таких, как он, потом получаются взрослые, но в его голове как-то это не помещалось. Ему очень нравилось быть таким, какой он сейчас.
- А меня не было? – пришлось уточнить и это. Саймон мячиком почесал кончик носа, и напряжённо взглянул на незнакомца. О том, что ему нельзя говорить с такими вот, мальчик и думать забыл.
- Меня зовут Саймон Барбридж… сэр, - отец приучил его, что, если говоришь со взрослыми, надо добавлять «сэр», или «мэм». Взрослым нравилось, а папа с мамой расцветали. Ну, а Саймону было несложно их так порадовать. – А почему вас так зовут? – кто такой «бишоп», Саймон знал от дяди Джоэля. Это такой человечек в компьютерной игре. Он умеет лечить своих друзей. – Вы доктор, да? А почему вы с мамой больше не виделись? Вы уезжали, да?

Саймон даже не заметил, как мячик выпал из его рук - стукнул легонько по земле, и покатился прочь. Хлопая глазами, он с испугом и недоумением слушал странного поцарапанного дяденьку с именем, как у доктора в компьютерной игре. То, что он вдруг оказался не просто поцарапанным дядей, а его, Саймона, дядей, мальчишку немножко встревожило - ведь у него уже был дядя.
- У меня уже есть дядя, сэр, - так и возразил он человеку-который-не-доктор-с-именем-доктора. - Дядя Джоэль. Он изучает диких зверей. А еще тетя Ким. Она доктор. Не водитель, - докторов, признаться, Саймон побаивался, и поэтому чуточку успокоился, когда поцарапанный дядя Бишоп сказал, что он водитель. Водители ему нравились. И машины - тоже. И дикие звери - дядя Джоэль показывал ему фотографии, которые делал сам. Там были росомахи, пушистые черные медведи, и кошки-рыси с кисточками на ушках. Саймон потом два дня просил родителей купить ему такую киску-рыську, хоть маленького котеночка! Только непременно с кисточками... Но они так и не купили.
- У дяди Джоэля есть машина. «Форрррд-ррапторрр», - Саймон с неподдельным восхищением прорычал название. Ему казалось, что он рычит очень похоже на звук двигателя дядиного пикапа. - Она большая, и зеленая, как... лилигатор, - он показал руками, какая большая у дяди Джоэля машина, сделал огромные, как фары, глаза, и пощелкал зубами, как аллигатор, и еще немножко порычал. - А почему ты пришел пешком? - он подошел к забору, и взялся за рейки обеими руками. Склонив голову набок, он с любопытством рассматривал дяденьку, который, раз уж хотел быть его дядей, то пусть будет. Саймону не жалко. - А мама хорошо живет. Она варит суп. Только я не люблю суп. Там капуста. Но мама говорит, что он полезный, а я недавно болел, - он удрученно засопел. - Хочешь, я отдам тебе свой суп, если ты болеешь? Я уже совсем-совсем здоровый, - и он замолчал, с надеждой глядя на поцарапанного дядю Бишопа. Может быть, он любит капусту?

Отредактировано Simon Burbridge (2014-02-14 14:23:00)

Саймон недоверчиво нахмурился. Он не любил, когда взрослые говорили так много и так долго. Нет, конечно, если это не была интересная сказка или история. Но поцарапанный дядя Бишоп говорил, и волновался отчего-то так сильно, что начал волноваться и Саймон. Беспокойно переступил сапожками, и насупился. Все эти россказни о том, что надо кушать суп, чтобы стать большим и сильным, ему уже надоели. Конечно, мама с папой (а особенно – бабушка Лу) не будут обманывать, но это все так на-до-ело… Хуже, чем капуста.
- Мне мама говорила, но я и сам знаю, что я особенный. А что ты сделал? – наклонив вбок голову, и строго глядя в поцарапанную физиономию, поинтересовался Саймон. – Почему тебя испугались? Ты напугал мою маму, и она теперь не хочет, чтобы ты приходил? – догадка разноцветным мячиком толкнулась в висок. Пальцы сильнее стиснули рейки забора, и им стало горячо – даже налетевший прохладный ветер не помог.
- Уходи, раз ты ее напугал! – за маму Саймон был готов наброситься с кулаками на кого угодно, но тут от злого самозваного дяди его отделял забор. Ветер сильнее ударил ему в лицо, отбрасывая капюшон, разогнал клочкастые облака в небе, и сверху на Саймона пролился широкий солнечный луч. Ласковое горячее тепло мгновенно пропитало его, словно вода – губку, и мальчик сердито повторил:
- Уходи! – и луч яркой вспышкой бросился между ним и мужчиной.

От сияющей волны, хлынувшей сверху, у Саймона дыхание перехватило, как будто он по ошибке включил в душе слишком горячую воду. Жутко, замирательно… и замечательно! Перед глазами полыхнул обжигающе яркий, но теплый свет, и нехороший дядя Бишоп покатился по асфальту прочь. Саймон торжествовал, он прогнал злого дядьку!
Но… как?
Он испуганно отпрянул от забора, запрокидывая голову, глядя прямо на солнце, а потом поднял раскрытые ладони – и они исчезли на фоне солнышка, словно он запустил их в него, как в тарелку с хлопьями и теплым молоком.
- Мамочка, - дрожащим голоском позвал Саймон, дрожа нижней губой. Ему стало страшно, так страшно, как не было даже не днях, когда папа накричал на него. – Мамочка, - по щекам потекли мокрые горячие дорожки, и он не заметил, что они испаряются, не достигнув даже подбородка.
- Ма-ам, - ему хотелось плакать в голос, и звать маму во все горло, и во весь опор мчаться домой но он не мог. Предчувствие беды, такой огромной, что маленький Саймон Барбридж не мог себе вообразить, надвинулось на него тяжелым облаком, и мягко, но непреклонно сжало его щиколотки. Сипло, прерывисто дыша, он посмотрел на белые рейки перед собой – и человека на асфальте за ними.
- Зачем ты пришел, - слезы падали крупным горохом, и было больно, больно, больно! Зачем этот дядя Бишоп оказался таким плохим? Зачем он напугал маму, зачем он…
- Ты же хороший… - он схватился за рейки, и, уронив голову, затрясся в плаче.