Вторники, как и все средние дети, были заранее обречены на недостаток интереса со стороны нерадивой матушки Жизни. В таком ключе размышляла Агнес, потирая уставшие после смены глаза. Стоило было прикрыть веки, как на подрагивающей изнанке с нездоровой готовностью расцветали привычные мерцающие огоньки чипов  мутантов. Хотелось спать. И есть. Спать - больше. Несмотря на слипающиеся глаза, Мэй знала, что кофе снова заменит ей сон и еду. «Кофе черный, словно моя душа», даже мысленно, голос звучал на пределе драматизма. Агнес любила шекспировский трагизм, но не всегда могла угадать уместность для своего пристрастия драматизировать.
Она всегда проверяла почту, бегло просматривая уведомления ленты своего блога, хотя не раз получала за это нагоняй, мол, не положено. Агнес в очередной раз поклялась, что это в последний раз, должны же у нее быть маленькие душевные слабости. Судя по взгляду начальника, ей не поверили. Ну и ладно. Не увольнять же. Никаких государственных тайн, обычная чепуха, эмоциональная разрядка. А кто-то в тетрис играет. Но она своих не сдает, нет-нет.
Кто-то из фолловеров отправил ей ссылку на видео с комментарием  «ты глянь, это ж охренеть». Собравшись с силами, Мэй закрыла почту и зашла в блог с мобильника, на ходу запуская видео. Это был ролик с ютуба, один из нескольких, судя по аллергически высыпавшим рекомендациям канала. Мэй хватило минуты напряженного просмотра, чтобы почти решиться на превышение должностных обязанностей – пробить по базе данных этого уникума-мутанта, нашедшего альтернативный источник заработка.
«Это вообще законно?», думала Мэй, всматриваясь в местность за спиной парня. Ролик был загружен несколько часов назад. Девушка пожала плечами и вошла в лифт, не отрываясь от экрана мобильного.  «Должно быть, он с ума сошел. Это же безумие, ему необходима помощь», Мэй пыталась вызвать в себе сострадание, но ее захватило другое чувство – жгучее любопытство. Именно оно в свое время сыграло немаловажную роль в ее спонтанном замужестве. Эван не слишком преувеличивал, когда обвинял ее в малодушии и интересом к его способности, а не личности. Открывая меню личных сообщений, Мэй все еще пыталась оправдать свой поступок: мол, он может пригодиться Веному, вдруг окажется дельным парнем, она вытащит его на свет новых свершений и возможностей, стоит только узнать его получше. Он еще спасибо ей скажет.
Сообщение было восхищенного типа, с предложением встретиться где-нибудь, поговорить. Мол, привет, я Маргарет, у меня  для тебя предложение.
Была и другая сторона медали. С такой способностью, которая, по всей видимости, заживляла организм независимо от повреждений, он вполне мог вырезать себе чип без особых последствий для своего здоровья. А что если до него доберется Ранкор? А что если они уже до него добрались? Про террористическую группировку Мэй не слышала ничего хорошего, они пугали ее. Такими мутантами она восхищаться не хотела и не могла. Психи, сущие психи.
Агнес отправила сообщение и приготовилась ждать, засев в дальний угол рабочей столовой со стаканом разбавленного, обжигающего кофе. Это лучше, чем ничего.

Прочитав сообщение, Мэй тяжко вздохнула, будто инициатива встречи была не ее. Она уже морально настроилась на Бруклин, темные подворотни, пьянь подзаборную и наркоманов, которых мысленно нейтрализовывала газовым баллончиком, который никогда не выкладывала из сумки. Этот неловкий момент, когда чувствуешь себя незащищенным 24 часа в сутки, потому что отныне есть те, кто может проникнуть в твою квартиру не взирая на замки и стены; причинить вред, не имея настоящего оружия. Агнес могла понять страх и неприятие мутантов общественностью. Ей самой иногда было не по себе. Несмотря на работу в ОПО, никто не собирался выдавать ей табельное. Сидишь себе в офисе, вот и сиди, зачем тебе пистолет, не по мухам же стрелять. Бесполезно было доказывать, что мухи – переносчики множества инфекций, некоторые из которых смертельны для человека. «Пока от этой инфекции у меня на руках кто-нибудь не помрет, пистолета ты не получишь», было сказано ей. Не то, чтобы Агнес действительно хотела получить табельное, совсем нет. В своем пацифизме она была уверена, однако элементарное чувство справедливости и удушливая принципиальность не давали ей спокойно спать по ночам. Все мерещилось, как  в темноте тянутся к ней чьи-то щупальца или пылающие руки тех, кого она когда-то помогла задержать охотникам, а беззащитная Мэй прячется от всех этих кошмаров под одеялом, не в силах им противостоять.
«Фу, да брось», мысленно одернула она себя, спускаясь в метро, «чай не в Бруклин едем», но легкий укол тревоги оставался зудеть где-то на задворках сознания. В метро она всегда принималась пристально вглядываться в лица людей, привычно считая, анализируя, предсказывая числами, смятыми воротничками, оттопыренными куртками жизнь и увлечения своих попутчиков. Попутчики относились к ее увлечению нервно, отсаживались на другой конец вагона или хамили. Мэй виновато улыбалась, но пристальный взгляд продолжал отслеживать вошедших и вышедших, этих бедолаг еще пару дней будет преследовать навязчивая мысль, будто за ними следят. Мэй собой гордилась. Она может не только бояться, но и пугать.
По пути она успела заехать домой, покормить кошку и переодеться – форма ОПО вряд ли располагает к задушевным беседам, когда собеседник при иных стечениях обстоятельств может стать твоей работой. Встрепанная, запаздывающая, в кедах, джинсах и парке, она больше походила на подростка, чем на взрослую женщину, претендующую на звание Спасительницы Всея Человечества. Но дареному коню в зубы не смотрят.
Мэй была уверена, что он откажется. Поэтому поминутно заглядывала в аск бокс, вдруг парень одумается и отменит спонтанную встречу, но нет, папка личных сообщений была пуста, за исключением спама и пары комментов к ее последней записи. Ничего особенного, очередная полу-выдумка о своей жизни – жизни Маргарет, которая стала ее частью, заняла ту пустоту, которую Мэй наматывала на себя, словно клубок. Об Эстер, которая варила самое вкусное варенье в мире, о том, чем пахли мамины волосы, когда та укладывала Мэй спать. Об Эване – Джейке, не муже, а бывшем парне, который любил ходить в футболке с символикой марвел. Множество милой чепухи, концентрированной жизни, в которую жадный до подробностей людской взгляд впивался с волчьим голодом. Мэй никогда не сможет сказать им, что половина ее историй – обычная выдумка.
Витрина «Рыжей Кошки» сияла приглушенным светом, обещая надежное укрытие от темноты, которая уже начала свою ежедневную мобилизацию. Девушка привычно нащупала фонарик на обратный путь и вздохнула с облегчением. Бояться нечего. Она несет свет с собой.
Проверить часы – почти не опоздала, зайти, вдыхая кофейный запах – не самый лучший, но Агнес умела равноценно ценить стеклышки и брильянты.
Внутри было достаточно людно – сказывалась погода, не располагающая к вечерним прогулкам, Мэй успела продрогнуть за свой короткий путь от метро.
- Как дела? – привычно спросила Мэй в своей обычной непринужденной манере, словно была знакома с человеком всю его жизнь, а не видела его первый раз в жизни. – Надеюсь, здесь готовят что-нибудь сытнее чизкейков? Я зверски хочу есть.

- Привет, - запоздало поздоровалась Мэй, стаскивая с головы капюшон, - ничего, десерты – это хорошо. Десерты – это пища богов. Люблю десерты. Особенно когда на работе тебя пытаются накормить китайской лапшой, от остроты которой хочется рыдать кровавыми слезами.
А все потому, что кое-кто, не зная ни слова по-китайски, взял самый острый пакетик, который надо бы поместить в палату Мер и Весов как идеальный образец кухни, сжигающей слизистые. Медвежья услуга коллеги удалась. Мэй приходилось чаем и газировкой топить огненную саламандру, кусающуюся внутри, смывать ее поцелуи с привкусом карри и согреваться на всю оставшуюся жизнь вперед.   
Девушка сняла куртку и повесила ее на спинку стула, поленившись дойти до вешалки. Жалко, конечно, что чизкейки и яблочные пироги рулят в этом типичном представителе американского общепита, кое-как замаскированного под кофейню. Был у нее один знакомый, который сетовал, де, люди приходят к ним в кофейню уже сытыми, а у них полное меню. Даже паста с чернилами каракатицы есть. Черт с ним, с мерзким вкусом, главное – она же есть. А раз есть каракатица, найдется и дурак, готовый ее попробовать. Мэй готова была стать этим дураком, дали бы только макарон побольше.
Она уже собиралась забрасывать собеседника вопросами, даже открыла рот и вдохнула достаточно воздуха для долго монолога, когда чашка с нерастраченным содержимым опрокинулась на стол. Не выдержав, Агнес рассмеялась. По-доброму, открыто и заразительно, сбрасывая с себя все волнение, напряжение и усталость за десятичасовую смену безостановочной мысли и концентрации.
- Сделай вид, что так и было. – Сквозь смех выдавила Агнесс, переходя за соседний столик и жестом приглашая занять место напротив. – Официантка решит, что ей показалось, главное – уверенные лица.
Мэй показательно посерьезнела и обратилась к проходившей мимо официантке:
- Мисс, будьте добры большой американо, салфетки и какую-нибудь еду. Можно сладкую, но чтоб еду. – Проконтролировав запись заказа в блокнот, Агнес обернулась к Тревису. – Если ты не против, останемся здесь. Терпеть не могу гулять по потемкам.
Зазвонил телефон, стандартная мелодия принятого голосового сообщения. Мэй нажала отбой, задумчиво разглядывая человека напротив. А по внешнему виду и не скажешь, что он несколько часов назад играл в ножны.
- Зачем ты это делаешь? – Без перехода спросила Мэй, только слегка понизила голос. – Только ради денег? Очень больно?
Она старалась смотреть с участием, не впадая в привычное оцепенение, которое распугивало людей в метро. Оцепенение робота, не человека. Агнес должна разузнать что-нибудь полезное для Венома. Это ее долг перед такими как он, перед самой собой и, черт с ним, Эваном.
Знания и мысли в ее голове зудели, им не хватало места. Формулы, теоремы, причинно-следственные связи, логика. Попади в руки Агнес клочок бумаги и ручка – она моментально начинала писать и выбрасывала накарябанное не глядя на листок. Это был ее способ оставаться в реальности.
Почему, почему она обычная. Почему он мутант, а она всего ли человек, ведь она столько знает и умеет, гораздо больше, чем простые люди. Мэй тянулась к мутантам потому, что на подсознательном уровне была уверена – они могут ее понять. Могут стать ее друзьями. Как и она – им.

Принесли кофе и что-то, что можно было бы при разной степени воображения принять как за булочку, так и за распухшую от обжорства улитку под соусом из подтаявшего снега. Мэй остановилась на втором варианте. Ей никогда не приходилось пробовать улиток. Кофе, к которому она потянулась, словно к спасательному кругу, был обжигающе горяч. Агнес вообще была чемпионом по наступлению на грабли. После каждого боя с сельскохозяйственным орудием выходила победителем по жизни.
Верхнюю губу защипало, но Мэй была рада, что не успела надкусить улитку – наверняка кусок в горло бы не пошел, пусть девушка и старалась сделать вид, что ее ничуть не смутил отрезанный палец. Оттягивая пальцем губу и пытаясь рассмотреть, есть волдырь или просто опухла, но не преуспев в своих исследованиях, Агнесс невнятно проговорила:
- Ты себе представить не можешь, как я тебе завидую. – Даже улыбаться было больно. – А палец в формальдегид и киношникам?
Будь Агнесс приличной девушкой, она бы обязательно носила с собой зеркальце и прочие девичьи атрибуты, которые предполагалось периодически извлекать из сумочки, проглотившей черную дыру (или наоборот). Но Мэй была не в силах даже осознать туалетный ритуал, по которому предполагалось посещать тайную комнату группками от двух человек, обсуждая по пути новые и старые сплетни, закусывая на выходе косточками врагов. Может, поэтому Мэй была изгоем в женских коллективах?
- Лучше всего у меня получается влипать в неприятности. Но вместо этого я сижу и считаю, сижу и считаю. Черт. – Агнесс  все-таки решилась попробовать улитку. Вкусно. Склизко, но вкусно. «Наверняка все дело в психосоматике», решила она. – А ты пробовал заниматься чем-нибудь еще?
«Как бы так спросить про террористов и чип, хм», Мэй задумчиво ковыряла булочку, которая в скором времени потеряла все свое сходство с улиткой, превратившись в обычные развалины геометрии.
В человеке напротив было что-то грустное, душащее даже ее отсутствие эмпатии. Таких людей хотелось обнять и пожалеть, просто так. Но Агнесс одергивала себя за жалость. Жалко у пчелки. Почему-то в современном мире сочувствие не котировалось, приобретая сплошной негатив к себе на карму.
«Правда, братцы, вам рассказали же, в вас же силища для прекрасных, больших вещей.», проиграла в памяти строчка из когда-то давным-давно прочитанного. Мэй нахмурилась. Чуждая пафосу и нравоучением, она все же ощутила где-то глубоко в душе нечто, которое выражалось не гифом в бложике даже, а надписью на капсе из старого русского мультика: «Баба-Яга против!».

- От трупа отрезать – это уголовщина. – Со знанием дела заявила Мэй, осторожно отхлебнув из стакана. Она задумалась обо всех испорченных ею аппетитах, которые наверняка ей зачтутся на Страшном Суде. Что ж, сегодня она отвоевала себе один плюс к карме.
Агнесс долго молчала, пытаясь скрыть волнение за процессом уничтожения булочки. Вранье было бы палкой о двух концах. То, что Мэй не мутант сегодня вряд ли могло сыграть ей на руку. В личном гугле ее головы мигом возникли десятки гифочек, восклицающих: «Тебе не понять!» в разных вариациях. Но она могла понять, могла! Просто Мэй была готова к жизни мутанта лучше любого мутанта, только никто этого не ценил.
- Ну… Все достаточно сложно. Мне немного не повезло. – Промямлила девушка, однако нашла в себе храбрость не отводить взгляда. В конце концов, она не врала, просто немного не договаривала. Зато следующая фраза Трэвиса заставила ее возмущенно подпрыгнуть на стуле.
- Что значит: «не берут»?! Это незаконно! Есть же ЮРО, там люди не так просто сидят, они обязаны следить, чтобы не было никаких ущемлений в правах! Уму непостижимо. – Нет, Агнесс не жила в стране единорогов и прекрасно знала, как правительство относится к мутантам. Отсутствие официальных законов не отменяло законы негласные, согласно которым люди действовали куда охотнее в любую эпоху. Но у нее оставались какие-то надежды на ЮРО, все-таки, работали в одной организации. Мэй закусила губу. Почему она пошла к оперативникам, а не к юристам, туда также требовались аналитики, так почему нет? Из праздного честолюбия. В ОПО у нее было больше перспектив. В тот момент ей было плевать на мутантов. Она может хоть сколько бить себя пяткой в грудь, но ее реальных действий это не отменит. Веном в таком случае был всего лишь формой ее сделки с совестью.
- Да, отличная. Креативность развивает. – Похоронным тоном заметила Мэй, грея ладони об остывающую поверхность кофейной кружки. Мерзнуть она умудрялась даже в хорошо прогретом помещении – «подарок» детства в норвежском лесу. – Прости. Я не хотела тебя задеть.
Агнесс снова замолчала, лихорадочно размышляя. Рассказать о Веноме она не могла. Даже за намек ей могло влететь так, как не влетало лесной палкой по голове в штормовой ветер Норвегии.
- А если бы шанс был? Пойти в колледж, получить хорошую работу. Шанс на то, чтобы изменить свою жизнь и жизнь тебе подобных, - Агнесс не стала говорить «нам», все же, к 26ти годам пора было смириться – пусть она особенная, но не такая как они. – Ты бы согласился?

Пара здоровенных койотов. И это нормальная жизнь? Даже в комиксах подобные образы описываются дозировано. Мэй задумалась, какого это – иметь такую способность. Вот просыпаешься ты, а твоя сестра – койот. Ты орешь дурниной, припоминаешь номер дурки, скорой или просто службы спасателей, но из твоей глотки вырывается только фырканье и рычание. Потому что ты тоже койот.
Так и свихнуться недолго. В норвежском лесу Агнесс училась смирению и покорности собственной судьбе. Училась бороться за мечту при минимальных шансах на победу. Но вот жить по соседству с двумя койотами… Бррр.
- Да, ты станешь знаменитым. – Задумчиво протянула Агнесс, всматриваясь в тени за окном кафе. А ведь были еще способности повелителей теней. Интересно, каково это? – Тебе не приходило в голову, что твоя способность... Хм, даже не знаю, как сказать. Могла бы пригодиться кому-нибудь с более тривиальным понятием американской мечты? С жаждой власти. Ты наверняка бы мог вырезать чип, уйти с радаров Департамента и заниматься деятельностью более прибыльной, чем самоубийства на камеру.
Мэй заглянула в опустевшую кружку, разглядывая кофейный осадок. Она всегда любила гадать на кофейной гуще, воображение запускалось автоматически, с готовностью новенького двигателя, перескакивая с линии на линию, дорисовывая необходимые черточки в голове. Она не отслеживала, сбываются ли ее «предсказания», забывая об увиденном на дне стакана спустя пару часов после гадания.
- Это не подстрекательство. Просто, увидеть тебя могут не только будущие поклонники или недоброжелатели. Возможно, кто-то захочет тебя использовать в своих целях. Не страшно?
Она морально приготовилась к тому, что Трэвис сейчас встанет и уйдет, а Мэй останется бороться со своей боязнью темноты в одиночку. Пойдет короткими перебежками до метро, на доли секунды замирая в свете фонарей. Спустится в каменный мешок метро… Или заночует прямо здесь.
- Ты не знаешь, кафе круглосуточно работает? – Невозмутимо спросила Агнесс. Мысленно она уже поздравляла Маргарет с боевым крещением и писала Аделинде отчет о проведенных разысканиях. Главное, фильтровать научные термины.

Вот оно. Никогда не думал. Мэй готова была аплодировать стоя мутанту, нет, человеку, которому криминал просто в голову не пришел, несмотря на тычки жизни. А ведь эта ситуация куда серьезнее оброненного телефона, когда среднестатистический человек на доли секунды, но все же задумается: «А может оставить себе?..».
Агнесс почти с материнской заботой отметила страх в глазах Трэвиса и устыдилась. Надо было как-то корректнее спросить, а не просто дать по лбу такой информацией. Чертова отсутствующая эмпатия.
«Будь парень уже завербован, он вряд ли бы так удивился», подумала Мэй, отставляя кружку с разводами подальше от себя, как если бы боялась, что из нее может вылезти что-нибудь неприятное.
От последующего вопроса ей стало не по себе. Что она могла ему ответить, не соврав? Да он даже имени ее настоящего не знает.
- Я не знаю. Может быть и нет. Может, начнут. Сложно сказать, что у них в голове. Даже мне. – Последние слова вырвались у нее случайно, Мэй прикусила язык, чувствуя, насколько самовлюбленно это прозвучало. Она, как он уже понял, была всего лишь человеком, пусть и умным, но человеком, без способностей провидца. Агнесс могла смоделировать сотни линий поведения террористов, которых ее отдел тщетно пытался поймать. Но каждый раз ее ждало поражение (не означающее, правда, прекращения попыток). Преступники удалили свои чипы слежения, или вывели их из строя – это пока было не ясно. Наверняка им требуются последователи. Наверняка эти последователи находятся. Что мешает войти Трэвису в их число?
- Все что я могу– предложить тебе помощь. Если почувствуешь, что что-то не так – напиши мне.  – Мэй сцепила пальцы в замок, разглядывая костяшки. По мотивам жанра, ей предполагалось взять парня за руку и доверительно покивать, но для нее подобная сердечность была излишней – Агнесс не была в восторге от чужих прикосновений, никакой фобии и снобизма, просто ее зона личного комфорта была значительно шире.
– И все это не значит, что тебе необходимо записаться в параноики. – Мэй усмехнулась. – Просто будь начеку. А провожатому до метро я была бы очень признательна. Боюсь темноты. Психиатры бессильны там, где работает обычный фонарик, но человек поблизости – надежней.
Хороша спасительница душ человеческих. Она виновато улыбнулась Трэвису и попросила счет у ближайшего официанта.
- Да уж, для Джеймса Бонда я абсолютно не гожусь.

Мэй на пару мгновений замешкалась. Ее извечный перфекционизм, не позволяющий допускать неточности в формулировках, недовольно заворочался: мол, как бы ни так, позвала-то как раз Агнесс и она работающая, со стабильным заработком, который не подводит ее под эшафот, пистолет или кухонные ножи. Но было кое-что еще, заставляющее Мэй расцветать пунцовыми красками, стоило кому-нибудь придержать для нее дверь или уступить место в транспорте. Шерстяное солнце обнимало ее всю, без остатка, грея остаток недели одним только воспоминанием.
Уставшая и еще более растрепанная, девушка смущенно кивнула, чувствуя себя как никогда беспомощной. «Все дело в работе», говорила она себе, «нельзя так вкалывать, тем более за бесплатно». Ее недолгое присутствие в Нью-Йорке на время стажировки успело проехаться по ней неподъемными вагонами бумажной работы, записей новых функций программ и мерцающих экранов, качество которых было гораздо хуже, чем за ее рабочим столом в Баффало. Наверняка стажерам выделили списанные модели, чтобы не тратиться. Ну и пусть. Зато Мэй живет у тетки Эстер, отъедается на будущие будни в своей безмолвной холостяцкой квартире, где за тонкими перегородками можно расслышать, как сосед дурным голосом тянет арии. Бедный старичок наверняка не знает, что его пение слышит весь дом и хотя Мэй не особая любительница оперы, соседу она старается кивать как можно более дружелюбно.
- Нужно разработать стратегию эффективной нейтрализации гопников. – С серьезным лицом Мэй взялась за куртку, порядком потрепанную, но неизменно теплую и надежную. – Подопытных будем ловить на живца, я ради общего дела согласна надеть каблуки и громыхать ими по злачным подворотням. Разработаем собственную методику борьбы со злом, отталкиваясь от практических результатов. Запатентуем. Деньжища потянут рекой.
Девушка не выдержала и рассмеялась.
Иногда Мэй заносило. После особо эмоциональных выплесков «Креатив от Агнессы Мэй», у слушателей начинал дергаться глаз, а в уме лихорадочно набирался номер неотложки. Мэй уверяла, что с ней все в порядке и в который раз обещала себе изливать творческие позывы в бложик, которому от подобных идей было ни тепло, ни холодно. Мэй писала о гирляндах из гусей, размышляла о забытых в своем доме чужих вещах («Хэй, ребят, чей туфля? Да черт  с ней, с туфлей, пакет с шерстью чей, а то выброшу, ну») и котиков. Ну куда же без котиков-то в наше суровое время.
Деревянный пол уютно поскрипывал под подошвами кед, Мэй зажмурилась от удовольствия. Живые звуки. Чужие разговоры вполголоса. Резкое ойканье кассового аппарата, пробивающего чек. Звон мелочи в жестяных баночках под чаевые. Шершавый шепоток кофе-машины. Она отвыкла от таких звуков – внешний мир надежно экранировали от нее наушники, создавая уютную колыбель из приятных сердцу мелодий вместо ругани и чужих проблем, от которых Мэй неосознанно старалась отодвинуться, очутившись в закрытой коробке с чужими людьми.
Агнесс внутренне ликовала возможности пройтись по улице без наушников, пусть и в темноте.
- Наверняка Хэллоуин у тебя проходит великолепно. – Полувопросительно, полуутвердительно сказала Агнесс, поправляя лямки безразмерного рюкзака. Ее бывший муж каждый раз нервничал, когда Мэй его надевала. Ему казалось, что он забирает жену со школы, а не с работы. Он чувствовал себя дряхлым стариком. Агнесс хотела бы возразить, что носила боевого товарища не назло Эвану, а из любви к подобным вещам, но не могла.

Агнесс рассмеялась и звонкие смешинки вырвались из нее белым облаком, призраком воздушно-сахарной ваты, летней беспечностью. Темнота, клубившаяся по углам зданий, стекающая на асфальт из-за мусорных баков, отступила на второй план. Что ни говори, а чувство юмора у Мэй было своеобразным.
- Ничего. – Хмыкнув напоследок, девушка повела плечами. Она не отличалась толстокожестью, но и кисейной барышней не была. – Наверняка произведешь фурор. А татуировки на тебе держатся?
Мэй всегда хотела себе татуировку. Что-нибудь абсолютно тупое и несвойственное ей. Или наоборот, воздушно-поэтичное, чтобы смотреть и радоваться. А то и формулу какую-нибудь, обязательно что-нибудь космическое, с намеком на хипстерство. Руки свои Агнесс жалела – частый взгляд на одно и то же ее угнетал, на ногах – больно, на спине – не видно. Оставались еще ключицы, но с ее костлявостью боль будет адская, к ней нужно морально приготовиться, чем Агнесс и занималась последние лет десять.
Десять лет, Господи, уже десять лет. И еще шестнадцать в запасе. Хуже, почти семнадцать. И когда она успела так постареть? Давно ли тряслась от холода в норвежском лесу, давно ли писала первую кандидатскую? Давно. Времени ей мучительно не хватало. Всегда. Мэй урезала свой сон, экономила на «пешком» и чахла над каждой потраченной впустую секундой, подозревая, что подобное поведение ненормально и так жить нельзя. Вон, нормальные люди просиживают в Интернете большую часть своей жизни, так отчего же не сидится Маргарет, тьфу, Мэй?
Агнесс улыбнулась своим мыслям. Маргарет стала ее сестрой-близнецом, утерянной еще в младенчестве. Мэгги наверняка могла бы оказаться мутантом, оправдать свои надежды и надежды отца. Так почему, почему она осталась всего лишь Агнесс, девочкой без рода, без племени?
Эван считал ее сумасшедшей. Никогда не говорил в лицо, но наверняка считал. И не мудрено, Мэй порой вела себя по-дурацки, не задумываясь о последствиях. Вот как сегодня. Кто ей мог гарантировать, что Трэвис не маньяк? Посмотришь все эти видяши на ютубе и ужаснешься – как парню такое в голову вообще пришло, явно замкнуло какую-нибудь извилину. А она с радостью поспешила на встречу, словно впереди у нее всего лишь очередная серия «Времени приключений», в которой Мэй принимает участие на правах главной героини. Случись что – Финн и Джейк обязательно ее спасут, а впереди их ожидают победные танцы и Принцесса Пупырка (без танцев Мэй могла бы и обойтись, а вот Принцесса Пупырка была ее любимой героиней, встречей с которой Мэй грезила уже давно).
Мы говорили, что Мэй не живет в стране единорогов.
Должно быть, мы ошибались.