Святая Дева, как стремительно потемнели глаза Марион, растущим разочарованием – и как хотелось Келли, глядя в них, попросить прощения. Но страх, страх, вырастающий непроницаемой темной волной за его плечами, неумолимой, неотстающей тенью накрывал, сковывал язык, заставлял слова замирать. Страшно. Страшно даже нарушить свой хрупкий мир, пропахший дезинфекцией и смертью. Страшно выглянуть – ведь притерпелся к холоду, притерпелся к такому своему существованию – полулегальному, фактически, жизни отброса.
Он сломан, он безнадежно сломан, без возможности – и, что более серьёзно – права на восстановление. Трусость не прощается. Трусу не любить, не признаваться, не говорить правды, не жить – существовать.
- Мне жаль, - только и может, что лицемерно пожать плечами – потому что, хоть и жаль, но облегчение огромно. Он удачно избежал проблем, он не поддался, опасность миновала. Мирок пошатнулся, но устоял. Его оболочка из трусости прочна, и не позволит живущему внутри сделать ни единого лишнего движения.
Ни к чему не обязывающая фраза – «не хочешь как-нибудь выпить со мной?», а Келли и ее не в силах произнести, потом что трусость работает, как регенерация, безотказно. Мысли так и роятся в голове, словно пчелы – «она обиделась на твои отказы, да зачем ты ей нужен, после того, как ты отказался ей помочь… да у нее целая армада крутых парней, зачем ты ей нужен, доходяга?»
Пальцы сжали скальпель, Келли откашлялся, и покачал головой.
Ему хотелось, чтобы она ушла. Но он знает породу таких людей, как Марион – если сейчас он немедленно не попросит что-то в награду за свои услуги, она будет считать себя ему обязанной. Это привяжет ее к нему – а ничто не отталкивает людей лучше, чем…
- Деньги. Сколько ты можешь мне заплатить за это? - он выдержал ее взгляд. – Желательно, наличными.
Все верно, его клинике нужны деньги.
Отредактировано Luke Kelly (2014-05-10 14:31:14)